В лесу
Шрифт:
– Здесь есть медведи? – недоверчиво спросил он.
– Конечно, – сказала она, – это же лес. Вам очень повезло, что остались живы.
Он помолчал, осмысливая сказанное и думая, стоит ли ей рассказать о том, что случилось с ним, поверит ли она ему, поверит ли ему нормальный человек? И вообще – нормальный ли она человек, живущая одна посреди леса, без мужа, без всякой помощи? Впрочем, кто знает, для кого в чем заключается помощь.
– Это лес, – повторил он ее слова задумчиво, будто все еще решая свою неотвязчивую загадку, – А как же… как
– Нормально живу, – ответила она и только теперь присела на кровать в ногах у него, будто вопрос ее заинтересовал и она собиралась обстоятельно на него отвечать, но тут же и замолчала, произнеся только эти два слова.
Он немного отодвинул ноги, чтобы ей было просторно сидеть и сказал:
– Но ведь тут нужно… ну, разные вещи, чтобы прожить…продукты и прочее… Как вы их достаете здесь, в лесу?
– Ничего особенного здесь не нужно, – сказал она. – Дров у меня полно, муж заготовил полный сарай, вы не заметили? Ах, да, что это я? Как вы могли заметить в таком состоянии? Да и рубить дрова он меня научил, я сама рублю дрова, – в ее голосе послышалась гордость, как бывает, когда человек справляется, наконец, с трудным для него делом, и она замолчала, будто ожидая похвалы.
– Да? – сказал он удивленно, поняв ее желание. – Это здорово!
– Я и рыбу могу удить. Муж научил. Тут рядом, за домом – речка, рыбы тьма-тьмущая, хоть руками лови.
Он невольно посмотрел на ее руки, нельзя было утверждать, что это руки женщины, привычной к тяжелой работе – маленькие, пухлые, ухоженные
– Вы что смотрите на мои руки, – она улыбнулась и спрятала руки под мышки. – Я в варежках все делаю. Поэтому они у меня, видите какие, как рыбки, – она протянула к нему руки, он посмотрел, покивал: и в самом деле, руки у нее были, как две красивые, юркие рыбки.
– А внизу тут, – она беззвучно постучала пяткой по полу, устланному толстым ковром, – Внизу погреб, большой погреб полный продуктов… Я летом выезжаю в село… Здесь недалеко, три километра по тропинке и выходишь на шоссе, а там – на автобус и через час ты в селе… Покупаю там в сельмаге все, что нужно, на зиму запасаюсь… Продукты мне нужны, а люди не очень. Так что, нормально живу…
– А почему вам люди не нужны? – спросил он.
Она пожала плечами.
– А на что они? Я привыкла одна.
– А если вы заболеете?
– Нет, я здорова, слава Богу.
Они помолчали, тишину нарушало потрескивание дров в печке и отдаленный вой ветра в лесу.
– Может, я встану? – спросил он. – Мне уже лучше.
– Вставайте, – сказала она и сама поднялась с изножья кровати. – Хотите есть? Да что я спрашиваю, конечно, хотите. Идите за стол.
Он поднялся по привычке резко, вдруг и закружилась голова, пошатнулся, схватился за спинку кровати, постоял минуту, отдышался и пошел вслед за ней, в другую часть комнаты, разделенной большой печью. Она накрывала на стол.
– У меня сегодня уха, – сказала она. – Любите уху?
– Да, – сказал он, и снова глянув на ее лицо, он
– Что вы так меня разглядываете?
– Вы удивительно похожи на одну женщину, – сказал он, – не могу вспомнить…
– Похожа на одну женщину? – спросила она. – Может, на свою мать?
– Наверное. А кто была ваша мать?
– Почему была? Она и сейчас есть.
– Извините, я хотел спросить, чем она занималась… занимается?
– Сейчас – ничем, на пенсии, болеет. А раньше была косметологом. Облагораживала внешности.
– Косметологом? – спросил он, и тут ярко, как вспышка вспомнилась женщина, которая выводила его юношеские прыщи. – Так вон оно что! – Воскликнул он облегченно, как человек решивший, наконец, трудную задачу, над решением которой долго ломал голову.
– А что?
– Я знал вашу маму.
– Правда? Вы уверены?
– Да. Почти. Потому что вы удивительно на нее похожи. Я приходил к ней. Мне было лет четырнадцать… Вы ведь тогда жили на седьмой параллельной, верно?
– Да, – сказала она. – Я жила там еще до школы. Потом мы переехали оттуда на новую квартиру…
– Вот видите! – обрадовано воскликнул он. – Я вспомнил.
– Я тоже помню, к маме приходили … В основном женщины, ну и мальчики были тоже, подростки… А вы не помните меня? Я обычно сидела в маленькой кухне, когда мама была занята с пациентами.
– Нет, – признался он с нотками сожаления в голосе, – не помню. А как вы сюда попали?
– Очень просто, – словоохотливо отозвалась она, – Вышла замуж. Мой муж был охотник. Профессиональный охотник. Видите эти медвежьи шкуры на полу? Ему нравилась такая жизнь. И я с ним привыкла. Так мы прожили восемь лет, пока он не погиб в прошлом году…
– А дети? – спросил он, немного помолчав. – Детей у вас нет?
– Нет, детей у нас нет… Так и жили, как старик со старухой. Только те – у самого синего моря, а мы в лесу.
– Какая же вы старуха? – усмехнулся он. – Вам лет тридцать наверно, да?
– Почти.
– Ну вот видите, – сказал он, не зная, о чем еще говорить.
– Уха простынет, – сказала она, кивнув на его тарелку. – Ешьте пока горячая.
– Да, – он стал есть и только теперь почувствовал, как он был голоден. – Очень вкусно, – пробормотал он с набитым ртом.
– На здоровье, – сказала она, с нескрываемым удовольствием глядя, как он ест. – Ешьте, вам нужно подкрепиться.
– Я уже нормально себя чувствую, – сказал он, продолжая есть. – Это кажется стерлядь?
– Да, – кивнула она. – Здесь их много в реке.
– Ух ты! Классическая уха. Не то что из каких-то непонятных рыбешек.
Она улыбаясь смотрела на него.
– Что? – спросил он, заметив ее взгляд и поняв, что слишком уж жадно он утоляет голод, положил ложку на край тарелки.
– Ешьте, ешьте, – торопливо проговорила она, – Мне нравится смотреть, когда ест мужчина.