В ловушке. Трудно отпускает Антарктида. Белое проклятие
Шрифт:
Ну почему я не законспектировал эту лекцию? Я бы просто перепечатал ее дословно — и все оказались бы в чистом выигрыше. Но именно тогда, в середине первого семестра, куда большим авторитетом, чем профессор Оболенский, для меня было одно усыпанное веснушками существо в короткой юбке и с восхитительными точеными ножками, которые в моих глазах обладали неизмеримо большей ценностью, чем географическая или любая другая наука. Может быть, кто-либо другой на моем месте сумел бы одновременно слушать, конспектировать лекцию и косить глаза на эти ножки, но я весь отдался лишь последнему, наиболее приятному занятию и поэтому сдавал экзамен по чужим конспектам. Дурной пример, которому молодой читатель не должен следовать (впрочем, мода на короткие юбки вроде бы прошла).
Однако Оболенский почему-то меня приметил (я уже упоминал о своем росте) и включил в свою свиту. Вместе с ним мы составляли карты лавиноопасных участков БАМа, уносили ноги от лавин на Памире, чуть не отдали богу душу в Сванетии и как соавторы обобщали добытый материал: Юрий Станиславович писал статьи, а я аккуратно перепечатывал их на машинке. Под его руководством защитил я по лавинам диплом и был как любимый ученик распределен в Кушкол, куда профессор, несмотря на почтенный возраст, на пару недель в году приезжал кататься на лыжах.
А веснушки не простили мне измены и уже со второго курса перебрались к моему сопернику, тоже высоченному дылде, и теперь у них трое детей.
Боюсь, однако, как бы своими россказнями я не создал у вас легкомысленного представления о лавинах: заверяю, лично я отношусь к ним весьма серьезно. Говоря упрощенно, лавина — это масса снега, скатывающаяся с горных склонов. Иногда этой массы не хватает, чтобы засыпать собаку, но случаются лавины, от которых запросто можно рехнуться. Так, лавина 1962 года в Перу достигла на своем пути с вершины Уаскаран объема в десять миллионов кубометров и погубила четыре тысячи человек. А через восемь лет с той же вершины в Андах сошла совсем уж чудовищная лавина, похоронившая город с двадцатью тысячами жителей. Такие безобразия редко позволяют себе даже вулканы, о которых широкая публика знает куда больше, чем о лавинах.
А между тем задолго до последнего дня Помпеи, более двух тысяч лет назад, лавины проклинал Ганнибал, когда вел на Рим войско через Альпы (не по-христиански, но этот факт благословляют ученые, получившие первое исторически достоверное свидетельство о лавинной деятельности); примерно к тому же времени относится письменное упоминание о лавинах на Кавказе; средневековые хроники уже пестрят описаниями лавинных катастроф с леденящими душу подробностями.
В наше время особенно страдают от лавин Альпы, заселенные людьми, как ульи пчелами; свирепствуют лавины в обеих Америках, срываются с вершин Тянь-Шаня, скандалят в Хибинах, в Сибири, на Камчатке и вообще во всех горных районах. Как говорил Юрий Станиславович, лавины заинтересовали человека лишь тогда, когда стали ему мешать, то есть тогда, когда человек начал обживать горы. Одновременно и лавины заинтересовались человеком — так называемым нездоровым интересом. Возникнув в тот период, когда Земля выдавила из себя горные хребты, а с неба пошел первый снег, лавины миллионами лет привыкали к уединению и посему в штыки встретили его нарушителей: чего иного ждать от мирно спавшего в берлоге медведя, которого люди разбудили свистом и улюлюканьем? «Да обойдут тебя лавины» — так напутствуют жители гор своих ближних. Хорошо, если обойдут! Да минует вас чаша сия — оказаться на их пути.
Лавины — неприхотливейшие существа: для того чтобы вызвать их к жизни, нужны лишь снег да горы с подходящими склонами. Снег для лавин — манна небесная, единственный источник пищи. Во время снегопада он собирается в лавиносборе, на самой верхотуре, чтобы затем выбрать подходящий момент, ринуться со страшной скоростью по лотку вниз и образовать на месте схода лавинный конус мощностью иной раз в несколько десятков метров. Много снега — лавина расцветает, наливается соками и, достигнув, как говорит Гвоздь, половой зрелости, начинает беситься и сходить с ума; мало снега — лавина съеживается, усыхает и лишь при исключительной удаче — скажем, если с ней задумал поиграть в кошки-мышки ухарь-удалец, может сорваться и утащить его в преисподнюю. Как пчела, погибает сама, но и наказывает личность, которая отнеслась к ней без должного уважения. Правда, жалит она побольнее.
Про лавины я могу ораторствовать часами, пока слушатель не озвереет, так что буду закругляться. Каждому, кто ими интересуется всерьез, я готов предоставить список специальной литературы из двух-трех тысяч названий; меня же на данном отрезке времени интересуют лишь лавины ущелья Кушкол, так как именно за них я несу персональную ответственность.
Гора Актау — это не точно, на самом деле Актау — это отрог Главного Кавказского хребта длиной в несколько километров, со склонами средней крутизны, градусов под двадцать пять — тридцать. Именно такие склоны и обожают лавины — с них так приятно соскальзывать, можно набрать скорость. Обладай лавины живой душой — а чем дольше с ними имеешь дело, тем сильнее веришь, что именно так оно и есть, — вряд ли бы они нашли более подходящее место для своих проказ.
Мне они крови испортили предостаточно –
И, признаюсь, от них бежал, И, мнится, с ужасом читал Над их глазами надпись ада: Оставь надежду навсегда.Вообще-то от них не очень-то убежишь — сухая лавина, к примеру, мчится со скоростью гоночного автомобиля; но ускользнуть в сторону — случалось и мне, и другим. Я знаю одного «чайника», который проехал верхом на лавине, даже не поломав лыж (правда, он до сих пор заикается), а в среде горнолыжников рассказывают байки и похлеще. К слову, именно с началом горнолыжного бума, когда этот вид спорта вдруг стал престижным, спокойная жизнь в горах кончилась. Кого лавины по-настоящему терпеть не могут, так это лихачей, забывающих обо всем на свете при виде покрытого снегом склона; впрочем, кроме доброго снегопада, они вообще никого и ничего не любят.
— Будем подрезать карниз. — решаю я. — А вдруг повезет?
Все хором соглашаются: подрезать карниз куда легче, чем лавину. Я давно заметил, что все мои предложения облегчить или отменить какую-либо работу принимаются единодушно.
Поведение лавин непредсказуемо, недаром Юрий Станиславович настойчиво напоминал нам, что они — женского рода. Отсюда и капризы. Бывает, сажаешь из зенитки снаряд за снарядом — ну, как иголки в вату, никакого эффекта; а бывает и так, что срываются от громкого голоса, от тяжести одного-единственного лыжника. Все зависит от взаимодействия доброго десятка факторов: подстилающей поверхности, глубинной изморози, мощности снежного покрова и так далее, а также, внушал Юрий Станиславович, от настроения лавины. «Разгадайте ее настроение! — требовал он. — Здесь вам никакая наука пока что не поможет — только и исключительно интуиция!»
Оболенский был великим лавинщиком — вечная ему память…
На всякий случай мы стараемся говорить тихо, лавину нельзя раздражать. Мы суеверны, как эскимосы. Мы знаем, что лавина живая, что она слышит, о чем мы говорим, и видит, что мы делаем. «Будь немножко трусом», — заклинает меня мама. Транспарант с этим заклинанием висит у нас на станции рядом с хрестоматийным афоризмом Оболенского: «Лучше сто раз попасть под дождь, чем один раз под лавину».
И я требую от моих бездельников «трусливой храбрости» — такой термин я ввел в обиход. Чтобы храбрость не перешла в безрассудство, мне нужно, чтобы ее сдерживала бескорыстная любовь к собственной шкуре. Тогда получается как раз то, что нужно. Был у меня один любитель отбивать чечетку на лавине, но теперь он там (можете вообразить, что на словечке «там» я ткнул пальцем в небо). Поплевывают на лавины и бахвалы из туристов — пока их как следует не напугаешь.
Мы-то знаем, что безопасной лавина бывает только тогда, когда она мертва, то есть спущена вниз.
Этим мы сейчас и занимаемся. Конечно, приятнее всего спускать лавину, обстреливая ее из зениток (лаять на медведя лучше всего издали), но опыта у нас еще маловато, да и мороки много: нужно вызывать артиллеристов из центра, а пока они приедут и пристреляются глядишь, либо лавина сама сошла, либо снаряды кончились. Взрывчатка хороша, но дают нам ее в обрез, приходится экономить. На четвертую ее хватило, а остальные мы время от времени подрезаем — хотя и дедовский, а надежный способ, к тому же самый дешевый.