В ловушке
Шрифт:
— Вот оно как все обернулось, Алексей Алексеевич, — говорил Пушкарев, недовольный лейтенантом Девяткиным. — Куда пошел, а? Да и других туда же нацелил… Поспешил с выводами. Урок! Для всех урок, для всех…
Полковник волновался, шагал взад-вперед, все думая о случившемся, о молодом, недавно начавшем свой путь офицере. Чего же не хватает ему? Знаний? О. нет, учили его немало, офицер он грамотный. Опыта? Возможно, да. Опыт приходит не сразу, наживать его надо по крупицам, из года в год. Но только ли в этом дело? Быть может, основная причина в характере? Девяткину явно недостает настоящей пограничной косточки.
Мимо, по дороге, промчались машины с солдатами. Горячая пыль длинным белесым шлейфом повисла над равниной. Прямо через степь, приминая копытами колючку и бересклет, разгоняя ящериц, пугая даже кобр, проскакали конники. А вот несколько человек, вероятно поисковая группа, идут пешком, Шаг у солдат широкий, быстрый, хотя идти жарко и пыльно.
Увидев солдат, полковник Пушкарев вышел на дорогу.
— Куда? С каким заданием? — спросил он у сержанта с загорелым и запыленным лицом,
— Приказано на поиск. У второго перевала, — ответил сержант, блеснув глазами,
— Фляги с водой?
— Так точно, товарищ полковник!
— Поесть-то найдется?
— Так точно, — опять стал отвечать сержант, — на сегодня взяли…
— Как следует? Или только заморить червячка?
— Для червячка многовато будет, — обрадовавшись возможности пошутить, сказал сержант и улыбнулся.
— Надеемся на вас, товарищи, — полковник теперь уже обращался ко всему строю. — Нарушитель опытный и хитрый, но всех нас не перехитрит.
А люди все прибывали. От них теперь всецело зависел исход пояска.
— Урал, ищи!
Это было первое приказание, которое отдал старший сержант Егор Колесников своей «собачке», как ласково называет он огромную овчарку.
Колесников — один из лучших следопытов части. Его Урал берет след большой давности. Поэтому, как только стало известно о прорыве на границе, Колесникова посадили в машину и срочно доставили сюда.
Урал понюхал один отпечаток чарыка, затем другой и натянул поводок.
— Хорошо, Урал, хорошо, — отпуская поводок, проговорил старшин сержант. Он уже видел, что собака пойдет. Урал становился все более напористым и энергичным, -он шумно и часто вдыхал в себя запахи еще сохранившегося следа.
Так дошли до первого перевала. Но едва начался подъем, след пропал. Урал прижимался к земле, храпел, безуспешно обнюхивая траву, камни, песок.
— Ищи, Урал, ищи!
Это была очередная хитрость Байтама. Остановившись в этом месте, он сделал сильный прыжок в сторону. Резко изменив затем направление, Байтам прошел не более сотни метров и опять отпрянул от своего следа. Он рассчитывал, что так ему снова удастся обмануть пограничников.
Трижды теряя и трижды находя запутанный след, Колесников поднялся на перевал.
Притомились и хозяин, и его собака. Колесников шершавой ладонью стирал с грязного, запыленного лица пот. Его крепкие широкие плечи облегала мокрая от пота гимнастерка. Урал сидел на задних лапах, широко раскрыв пасть и высунув язык, с кончика которого слетала белая пена. Пить!
Колесников достал флягу, отхлебнул пару глотков, напоил собаку. Урал жадно вылакал до последней капли.
Их ожидали новые трудности и неудачи.
Спуск с перевала к границе крутой и каменистый. Колесников знал это, но все же надеялся на Урала. Однако здесь даже Урал оказался беспомощным. На прогретых жарким солнцем и облизанных горным ветром камнях запахи долго не удерживались. След пропал.
Как же теперь быть? Где искать лазутчика?
Старший сержант огляделся. Еще совсем недавно, когда он бежал к перевалу, везде были люди. Теперь же он не видел ни одного солдата. Куда ушли они? Может быть, им уже известно, где враг? Последний вопрос задел самолюбие старшего сержанта. Почему же этого ты ждешь от них? Ведь ты же сам шел по следу? Ищи, да получше, не опускай раньше времени руки. За вторым перевалом черта границы. Спеши, еще не поздно! Внизу, вдоль второго перевала, почва мягкая, там ты снова отыщешь след, успеешь догнать врага.
И Егор Колесников побежал. Не знал ом, что спрятавшийся в тесном ущелье Байтам сейчас видел его и уже не решался идти к границе. Там было много солдат.
Но и в ущелье Байтам долго не усидел. Только скрылся из виду один пограничник, появился другой. Он направлялся прямо к ущелью, будто знал, что там Байтам.
Этим пограничником был Николай Епифкин. Очень рано, примерно в 4 часа утра, вышел он с заставы в горы. Там и застала его тревога. Вместе с младшим сержантом Герасимовым Епифкин облазил не одно ущелье, прежде чем оказался здесь. Подозрительное поведение джейранов — они промчались по малому перевалу как ошалелые — натолкнуло Епифкин на и Герасимова на мысль: не вспугнул ли их человек? И пограничники решили осмотреть местность, Герасимов взял правее, ближе к границе, а Епифкин пошел прямиком, спускаясь в ущелье. На него-то и поглядывал сейчас Байтам, не зная, как поступить.
Выбежать из укрытия было рискованно — солдат наверняка заметит. Правда, дело было уже к вечеру, вот-вот зайдет солнце и стемнеет. Но пока все же светло, и мушка хорошо видна.
Байтам поднял автомат, прижался плечом к камню. Пограничник остановился, не видя его, и, приложив к глазам бинокль, стал смотреть. Байтам прицелился, В тишине ущелья непривычно звонко щелкнул затвор. Осечка! Байтам нервно вцепился в рукоятку, пытаясь отвести ее назад, извлечь предательский патрон. Подсунули же, сволочи! Не могли снабдить как следует! И, может быть, от того, что злился и нервничал, Байтам не смог перезарядить автомат. После осечки новая неприятность-перекос патрона. Этого еще не хватало! Он выругался и швырнул автомат в кусты.
Бежать! Только бежать!
Когда Байтам выскочил из-за камня, над его головой взвизгнула пуля. «Успел выстрелить! А ведь только что смотрел в бинокль»,- подумал Байтам и опять выругался.
Епифкин, держа оружие наготове, побежал. Быстро темнело. В ущелье каждый куст и камень издали казался человеком. На всякий случай Епифкин дал по ущелью автоматную очередь.
Под ногами зашуршал песок. Начался Сухой арык. Здесь, пожалуй, лучше не спешить, Епифкин пошел тихо, осторожно, как ходят барсы. Изредка он поглядывал на гребень скалы. На фоне серого неба там неожиданно показался человек. Епифкин крикнул: