В мире фантастики и приключений. Выпуск 1
Шрифт:
Мы, моряки, не очень прихотливы к условиям жизни на суше просто потому, что и самые дрянные места для нас скоропреходящи: несколько дней - и новое плавание, новая перемена…
Полюбовавшись огромным барком, чистым, выхоленным, и основательно продрогнув, я направился в небольшую гостиницу, где предстояло встретиться с капитаном “Потози”. Я нашел хмурого щеголеватого человека на почетном месте, у камина в столовой. Вопреки первому впечатлению, мы быстро подружились. Капитан много плавал, был хорошо образован. При этих качествах способность остроумно оценивать события и заразительный юмор делали капитана приятным собеседником. Я договорился о подробном осмотре его судна и получил все нужные мне предварительные сведения.
Окончив деловую часть, капитан пригласил меня поужинать вместе. В затянувшейся беседе он признался, что рад столь высокой цене, назначенной компанией за его судно.
– Если продадут мой “Потози”, я вряд ли найду парусник по вкусу: уж очень мало осталось настоящих кораблей. Придется переходить на пароход.
– И капитан добрым глотком поторопился смягчить отразившееся на его лице огорчение.
– Не понимаю, зачем вам платить большие деньги за знаменитость, которую мало кто оценит? За эту сумму вы два парусника купите, разве что с небольшим ремонтом, а хороший ходок вам ни к чему. Вот начнете кругосветные плавания, тогда другое дело.
Немного огорченный, я признал, что капитан прав. И тот, совсем по-дружески пожав мне руку, обещал помочь, если дело сорвется, в подыскании более дешевого, но достаточно хорошего корабля.
Как бы то ни было, переговоры моего начальства с компанией хозяином “Потози” - шли своим чередом, а я должен был выполнять свои обязанности. В ближайшие два дня я излазил весь барк, от кильсона до брам-стеньг, и мог только подтвердить первоначально слышанные отзывы: покупка была бы превосходная. Я послал необходимые телеграммы и остался ждать решения.
Погода все ухудшалась, и наконец было получено штормовое предупреждение. Ожидалась грозная буря. Рыбацкие суда поспешили укрыться в гавани.
Сильнейший западный шторм разразился на следующую ночь. Солнце не показывалось четыре дня, ураганный ветер перемешивал соленую водяную пыль с потоками проливного дождя. В гавани стоял лязг якорных цепей, визг трущегося железа и деревянных брусьев, скрип рангоутов бесчисленных рыбацких судов. Буря загнала в бухту несколько больших кораблей, в том числе и два парохода…
На пятые сутки наступила ясная и ветреная погода. Я простился с “Потози”. Барк развернул свои паруса и ушел на юг, в Рио, где в бухте Гаунабара высилась причудливая гора - Сахарная Голова. Спустя три года, в 1925 году, “Потози” погиб у тех же южноамериканских берегов загорелся груз угля. Остов и сломанные мачты великолепного барка еще несколько лет были видны на отмели, где капитан затопил горевший корабль…
Я долго следил в бинокль за уходящим красавцем, проводив его на буксирном судне. Как всегда, оставаться на берегу стало немного грустно и одиноко. И вечером, возвращаясь в гостиницу, я зашел в понравившийся мне старинным названием ресторан, чтобы развлечься стаканчиком вина и поболтать с моряками. Войдя в низкий просторный зал, отделанный темным деревом, я удивился необычайному многолюдству. В правом отделении, между стойкой и огромным камином, столы были сдвинуты вместе, а за ними заседала компания чем-то возбужденных пожилых моряков. Пока я оглядывался в поисках места, меня окликнул капитан, с которым я здесь познакомился несколько дней назад.
– Идите-ка сюда, дорогой капитан!… Сэры, я счастлив представить вам русского капитана. Теперь в нашем собрании есть представители почти всех плавающих наций. Отсутствуют итальянцы да еще японцы.
Приветственные восклицания раздались при моем появлении, и я опустился на услужливо подставленный мне дубовый стул.
– Я уже отправил посыльного к старому Вуджету - ее последнему капитану. Старик совсем еще крепок, скоро будет здесь, - громогласно сообщил собранию массивный моряк.
На секунду наступило молчание, и я поспешил узнать, в чем дело.
– Ну вот!
– воскликнул седобородый моряк с веселыми голубыми глазами.
– Разве вы не слыхали, что сегодня к нам в порт пришла “Катти Сарк”? Или вы не знаете, что это такое?
– подозрительно оглядел он меня.
Все головы повернулись в мою сторону.
– Я слыхал про знаменитый клипер, - спокойно ответил я.
– Но может ли быть: ведь он, кажется, слишком давно построен?
– В 1869 году Скоттом и Линтоном, - подтвердил мой собеседник. И плавает уже, следовательно, пятьдесят три года. Но - можете мне поверить - судно как бутылка, никакой течи…
– Извините, - перебил я восторженную речь.
– Но как же я ничего не заметил? Я только сейчас из гавани и клипера не видел. Разве что прибавилась какая-то грязная, гнусно раскрашенная баркентина, должно быть испанская, и никакого клипера…
Дружный хохот заглушил мои слова. Оратор даже привскочил и весело заорал:
– Да эта баркентина и есть “Катти Сарк”! Как же вы, моряк, не разглядели?
Но я уже оправился от смущения:
– В порту я сегодня без дела не болтался и времени рассмотреть вблизи не имел. Издалека поглядел на паруса - баркентина, да еще запущенная, грязная… Больше и не интересовался.
– Ну, конечно, - примирительно вмешался плохо говорящий по-английски гигантского роста моряк, видимо норвежец.
– Эти ослы так запакостили судно! А чтобы грязь не бросалась в глаза, раскрасили его на свой дурацкий вкус, как балаган…
– Теперь все понятно. Однако, насколько я понял, вы что-то собираетесь предпринять?
– обратился я к моряку, взявшему на себя роль председателя импровизированного собрания.
Хор односложных восклицаний, большей частью иронического оттенка, поднялся и утих. Лицо моряка-председателя стало жестким, квадратные челюсти еще больше выпятились.
– Что мы можем “предпринять”, по вашему выражению, сэр?
– ответил он полувопросом-полуутверждением.
– Мы давно уже сидим здесь, но так ничего и не придумали. Если бы иметь много денег… Ну, что об этом говорить! Даже если бы мы в складчину могли купить “Катти Сарк”, то что стали бы мы с ней делать? Гноить на мертвом якоре?…
– Но ведь есть же морские клубы, инженерные общества, - возразил я.
– Кому, как не им, сохранить последнее, лучшее произведение эпохи парусных кораблей?