В мировом пространстве
Шрифт:
Неподвижно вися в пространстве, мы долго любовались этой фантастической картиной лунной пустыни. Казалось, мы попали в пыльные области песчаной части Сахары, где малейшего дуновение ветра подняло бы облака мелкой пыли. Наконец мы спустились к самой поверхности вала Платона и пытались набрать с него рычагом нашего корабля несколько кучек его легкой сыпучей почвы.
Вдруг Вера и Людмила вскрикнули в испуге. Среди полутьмы лунной ночи вся окрестность озарилась красно-малиновым светом, ярким, как свет солнца. Большой огненный шар несся на нас, рассыпая за собою блестящие искры в редкой атмосфере Моря Теней. Казалось, не было никакой возможности миновать губительного удара.
— Метеорит! послышалось чье-то восклицание.
Да, это был действительно метеорит и притом один из тех, какие редко можно наблюдать. Такой большой я только раз видел в своей жизни, возвращаясь однажды ночью из нашего дома в деревне во флигель, где я обыкновенно спал. Но тот пронесся высоко над землею, лишь на минуту озарив своим волшебным светом всю видимую окрестность до самого горизонта, а этот летел прямо на нас, и слабая атмосфера Лунного моря была слишком редка, чтобы парализовать его удар.
— Неужели, мгновенно бросилось мне в голову, нам, пролетевшим все пространство до луны и ни разу не встретившим метеоритов, суждено погибнуть у самой цели нашего путешествия!
Но прежде чем я кончил свою мысль, страшное сотрясение рыхлой сыпучей почвы заставило подпрыгнуть наш корабль и свалило его на бок. Мы все попадали в разные стороны, и только слабость нашего тяготения к луне предохранила нас от серьезных ушибов. Через несколько секунд я уже вскочил на ноги, и что за картина предстала перед моими глазами!
Облака лунной пыли летели и падали кругом нас, грозя засыпать весь корабль. Значительная, хотя и не настолько, чтобы быть видимой с земли, тарелкообразная впадина появилась на склоне вала Платона в нескольких десятках саженей от нашего корабля, а куча метеорной пыли лежала в середине образовавшейся впадины. Я бросился к Людмиле и Вере, чтобы узнать, не ушиблись ли они при падении, но все обошлось благополучно. Только легкая бледность, да беспокойство взгляда выдавали их внутреннее волнение, когда они, поднявшись на ноги, приникли к окну, чтобы посмотреть на окружающее разрушение сквозь дымку все еще быстро падающей пыли.
— Смотрите, — раздался вдруг громкий голос Поливанова, — смотрите! Дверь корабля так втиснута в стены, что нам уже совершенно невозможно отворить ее.
— Нет ли где щелей, — бросилось мне в голову. Вот будет хорошо, если весь воздух вылетит из корабля и из возобновляющего его прибора, и мы останемся под давлением в одну пятисотую долю атмосферы!
Я бросился к входной двери, но тотчас успокоился. Вдавленная внутрь, с изломанным запором, она тем сильнее прилегала к окружающей ее стене корабля. Где я не прикладывал свою руку к ее краям, нигде не чувствовал ни малейшего течения воздуха.
— Ну, пустяки, — сказал Янович, — вернемся на Землю, и нас освободят из этого нового заключения.
Поливанов начал пробовать действие машины, и корабль наш медленно поднялся в окружающем нас пыльном облаке.
Кругловатая неглубокая впадина, выбитая метеоритом, вся обнаружилась под нами. Она была, как две капли воды, похожа на один из маленьких „цирков“, всюду разбросанных на валах больших или между ними. Тоже плоское дно с несколькими грудами метеорной пыли, тоже кольцеобразное возвышение вокруг него от выбитой наружу и приподнятой, как вал, сыпучей рыхлой почвы, все было так же, как у остальных цирков, и если бы мы не были свидетелями почти мгновенного происхождения перед нами этой впадины, мы не отличили бы ее от остальных.
Безмолвно стоя у окна и глядя на этот новый цирк, я забыл обо всем окружающем, и долго оставался в каком-то восторженном состоянии.
Значит, думал я, все эти цирки, возбуждавшие столько гипотез, не что иное, как следы ударов тысяч больших и маленьких комет и метеоритов, встречавшихся с луной впродолжение миллионов лет ее существования! Там, на Земле, куда конечно так же часто падали метеориты, их разрушительная сила парализовалась густою атмосферою, представляющею громадное сопротивление быстро движущимся телам. Там, на Земле, они падали вниз разбитыми на тысячи осколков, если были тверды, — сдержанными в своем полете, если были газообразны, и развеянными в воздухе, если состояли из облаков космической пыли. Да и падали они лишь в том случае, если ударяли по воздуху более или менее перпендикулярно. Если некоторые из них, а таких конечно большинство, летели очень косвенно, то они или их отдельные частички должны были рикошетировать по воздуху, как пушечные ядра рикошетируют по воде, и улетать далее в пространство, оставив, лишь на мгновение, огненную полосу над землей, да взволновав прилегающий воздух. Там, на Земле, если они и были так громадны, и тверды, что, пролетев всю толщу атмосферы, выбивали глубокие провалы в почве, — эти провалы вскоре наполнялись водою, дожди размывали их бока, наполняя песком и глиной дно. Целебное действие вечного круговорота воды и воздуха залечивало нанесенную Земле рану, и через несколько десятилетий от нее оставался лишь незначительный шрам в виде небольшого озерка, лежащего особняком среди равнины. Да и не произошли ли действительно таким путем некоторые отдельные озера?
Мне страстно захотелось сейчас же лететь на Землю и исследовать дно кругловатых сибирских озер. Но множество прямых или слегка согнутых от неровностей почвы борозд, как бы царапин, лежащих повсюду в беспорядке на Луне, тотчас отвлекли мои мысли.
Значит, — подумал я, и эти до сих пор необъясненные полосы должны происходить от метеоритов, косвенно ударявшихся по поверхности Луны, а потому рикошетировавших от нее и улетевших в пространство, или рассыпавшихся тут же на Луне, проводя борозду в ее пылеобразной почве. Я плотно приник лицом к окну нашего летучего корабля.
Безмолвно лежало передо мною безграничное сыпучие плоскогорье Луны, ярко освещенное зеленоватым серпом земли, над экватором которой, как на диске Юпитера, тянулось вечное кольцо облаков зимнего дождливого тропического сезона.
Мне стало грустно за Луну, которая представлялась теперь моим глазам, всюду израненной мировыми непогодами. Она напоминала мне древесный пень, лишенный коры, на котором неизгладимо остаются все удары топора, все шрамы, все случайные повреждения, нанесенные людьми и природой, в то время как окружающие этот ствол зеленые деревья, растут кругом него, борясь со всеми внешними влияниями, полные жизненных сил и здоровья, сами залечивая свои повреждения...
Не то же ли самое планета без атмосферы, что дерево без коры?
Какое громадное значение должна в таком случае иметь эта легкая оболочка планетной поверхности! Кто знает, не выделяет ли она на своем дне все остальное тело планеты, поглощая в себя вещества из мирового пространства, подобно надкостнице и другим пленкам животных органов, которые образуют под собою мускулы, кости и другие органы? Но если бы даже всего этого и не было, то, разнося повсюду водяные пары океана, атмосфера проводит по планете артериальную систему рек и ручейков, питает ими почву, исцеляя и зарощая ковром растительности все ее болезненные обнажения и повреждения...