В море погасли огни (блокадные дневники)
Шрифт:
Кадровых военных моряков оказалось всего шесть человек, остальные речники и пожилые рабочие Шлиссельбургского завода.
Трудно было в первое время с необученными людьми. Рулевые прежде водили свои буксиры только по вешкам или береговым ориентирам. Они никогда не имели дела с компасом. В Финском заливе оба рулевых растерялись: во время первого перехода из Невы в Кронштадт сошли с фарватера и заблудились, не могли найти пирса. Не повезло и с сигнальщиком. Он пришел на корабль в фасонистой мичманке и назвался командиром отделения сигнальщиков, но потом выяснилось, что он представления не имел, как надо действовать ратьером и семафорить флажками. Во время его работы с мостков соседних тральщиков обычно кричали: "Уберите мельницу! Не понимаем его... Какую - то чушь порет!"
Когда Соловьев взял в оборот сигнальщика, то выяснилось, что прежде он плавал коком, а при увольнении из флота уговорил писаря произвести его в сигнальщики.
Пришлось почти весь состав переучивать. На своем месте были только механики: они знали машины "Ижорца" и умели их ремонтировать.
ТЩ-67 очищал фарватеры от мин, переправлял войска, вытаскивал из зон обстрела железные баржи с бомбами, буксировал подбитые корабли, спасал тонущих, отбиваясь от самолетов и катеров противника.
В последний раз он почти три недели бессменно нес ночной дозор у южной оконечности острова Гогланд. А там мин, как клецок в супе, и финны с немцами норовят новых набросать. Не раз приходилось отгонять ночные гидросамолеты, отмечать буйками опасные места, а утром тралить.
В течение восемнадцати дней воду, еду и уголь бывшие речники добывали сами. Вместо отдыха одна часть матросов днем отправлялась в лес по грибы и ягоды, а другая - к затонувшему у берега транспорту. В трюмах транспорта остались уголь, консервы, мешки с подмокшей мукой и крупами. Их выуживали крюками. Пресную воду добывали из колодца на берегу и, став цепочкой, ведрами передавали на корабль. А когда Чирков по радио запросил смену, то вызвал у оперативного гнев. "Не занимайте эфир пустыми разговорами, ответил он.
– Ждите приказа".
ТЩ-67 вновь уходит на острова, имея десятисуточный запас горючего и пищи. Надо этих работяг взять под особое наблюдение.
12 октября. Ко мне в редакцию пришел невысокий бледнолицый, почти мальчишеского вида светловолосый лейтенант. Назвавшись Александром Твороговым, он сказал:
– Я с погибшего МО - 203. Может, вас заинтересует тог что было с нами?
И он рассказал о пережитой ночи. Вечером я закрылся в своей комнате и, чтобы не забыть, набросал очерк.
В ДАЛЬНЕМ ДОЗОРЕ
Уже темнело, а двум морским охотникам путь предстоял не близкий. Из базы они должны были пройти миль тридцать, выбраться на передовую линию морского фронта и всю ночь оберегать проходы среди минных полей,
На мостике МО - 203 стояли в шлемах и капковых бушлатах командир катера лейтенант Власов и его молодой помощник - лейтенант Творогов, исполнявший обязанности штурмана, и сигнальщик Чередниченко.
Ветер бил в лицо, обдавал холодной водой.
Вскоре стало так темно, что катер, шедший впереди, потерялся. Пришлось идти вслепую, строго по курсу.
Вот уже пройден один поворот, второй, третий. Творогов решил доложить, что через пять минут выйдут па участок дозора. И вдруг он ощутил резкий толчок. Лейтенант невольно присел и зажмурился, а когда открыл глаза после взрыва, то увидел падающий на него огромный столб воды, пронизанный фиолетово - желтым пламенем. Творогов инстинктивно вобрал голову в плечи и ухватился за поручни.
Катер накренился на левый борт. На миг стало тихо, а затем послышалась громкая пальба крупнокалиберного пулемета.
"Почему стреляют без команды?
– не мог понять лейтенант.
– Ну конечно, пулемет все время был на "товсь", наверное что-нибудь нажало на гашетку".
Оживший пулемет, точно решив самостоятельно отбиваться от невидимого врага, продолжал выпускать в ночь длинную струю зеленых и красных трассирующих пуль. И некому было его остановить. Вся корма от левого крыла мостика до правой пулеметной тумбы оказалась оторванной.
Лейтенант ощупал себя, посмотрел по сторонам. Откуда - то с моря донесся голос командира. Трудно было понять, что он кричит. Творогов лишь уловил обрывок фразы: "...Задраить горловины!.."
Для спасения катера и людей надо было немедля действовать. А Творогову не верилось, что катер подорвался и тонет. Но, увидев одного из краснофлотцев, готового прыгнуть за борт, он вдруг понял: все обязанности командира теперь лежат на нем. Лейтенант приложил руки рупором ко рту и крикнул:
– В воду не бросаться! Всем на правый борт! Властность его голоса почувствовал и краснофлотец. Он по привычке вытянулся и машинально ответил:
– Есть не бросаться!
На носу катера начали собираться оставшиеся люди. Лейтенант, сойдя с мостика, пересчитал их и приказал задраить переборки и горловины.
Командир катера лейтенант Власов от сильного толчка при взрыве вылетел за борт. На миг он потерял сознание, но холодная вода быстро привела его в чувство.
Капковый бушлат хорошо держал лейтенанта на поверхности. Власов ухватился за плавающий вблизи спасательный круг. Думая, что на катере некому распорядиться, он из воды стал отдавать приказания.
Волной и ветром его относило от катера. Недалеко бился в воде моторист Мельников.
– Держись!
– крикнул Власов и поспешил на помощь краснофлотцу.
Он дал мотористу ухватиться за спасательный круг и сам поплыл рядом.
– Товарищ лейтенант, далеко ли до берега?
– спросил Мельников.
– Берег не спасение, - ответил тот.
– На южной стороне немцы, на северной - финны. Нас обязательно подберут, - твердо прибавил он, хотя катер скрылся из виду.
"К подорвавшемуся катеру должен подойти головной, он, конечно, слышал взрыв, - думал Власов.
– Но как дать знать, что мы здесь находимся?"
Бурки давно слетели с его ног. Но что - то тянуло вниз. Лейтенант пощупал рукой. "Пистолет!
– обрадовался он.
– Надо оставить только два патрона на всякий случай..." И он одной рукой стал высвобождать из намокшей кобуры пистолет.