В начале была тишина
Шрифт:
– Что за черт, – просипел Виктор.
Он обернулся. Метрах в двадцати от него, покачиваясь на слабых лапах, замер Бандит. Едва живой лис единственным глазом наблюдал за человеком.
– Ждал меня? – Виктор улыбнулся.
Лис развернулся и, прихрамывая, заковылял к ельнику. Каждый шаг Бандита отмечался алыми пятнами на снегу: зверь истекал кровью. Он остановился и оглянулся на Виктора, словно приглашая человека следовать за ним вглубь зарослей. Вздохнув, Виктор покачал головой и побрел вслед за умирающим зверем.
* * *
Спустя пару часов Виктор,
«Почтовое отделение. Хутор Хильяйнен», – сообщала выцветшая вывеска на одном из домов.
Хильяйнен. То самое заброшенное поселение, о котором рассказывал Берлинг.
Бандит ковылял по тропинке вдоль домов. Виктор следовал за лисом. В доме справа скрипнуло. Виктор замер и прислушался. Изба не отличалась от других: ветхое кособокое здание, осунувшееся под тяжестью прожитых лет. Внутри снова скрипнуло. Виктор посмотрел на Бандита: тот уселся поодаль и, тяжело дыша, вылизывал рану на лапе.
– Жди здесь, – приказал Виктор, направляясь в избу.
Дверь болталась на расшатанных петлях, и Виктор без труда ее открыл. Свет едва проникал с улицы. По дому растворился полумрак, но даже он не мог сокрыть комья земли на половицах и клочья паутины в углах. Воздух был затхлым и плесневелым. Со стен, покрытых разбухшей от влаги краской, серыми пятнами взирали фотографии бывших жильцов – зловещая галерея из бородатых мужчин и женщин в платках. Суровые взгляды, сомкнутые губы, складки меж бровей – лики людей, давно ушедших в мир иной.
Виктор прошел в следующую комнату – и замер. У окна в кресле-качалке сидела старуха, закутанная в потертую шаль. Карга повернулась к Виктору, и кресло скрипнуло.
– Зря ты явился, – невнятно пробурчала старуха, обнажая черный провал на месте рта: у нее не было зубов.
Виктор скривился:
– Что вы делаете в заброшенном поселении?
Старуха будто его не услышала. Она изучала Виктора круглыми студенистыми глазками, напоминавшими рыбьи. Бровей и ресниц не было. Морщинистое лицо стянули кривые рубцы – следы от давнего ожога.
– Теперь он знает, что ты близко, – прошамкала она.
Виктор сделал пару шагов вдоль стены, рассматривая черно-белые фотографии обитателей дома. Все те же серые лица без тени эмоций. Косматого среди них не обнаружилось.
– О ком вы говорите? – спросил Виктор. – О человеке, который приходил на кордон? Кто он такой?
Старуха отвернулась от Виктора и уставилась в заляпанное окно, за которым сумерки пожирали остатки дня. Где-то там на улице остался Бандит, но его не было видно. Старуха качнулась в кресле.
Скрип-скрип. Скрип-скрип.
– Плохие дела творились испокон веков, – начала она. – Я родилась в Хильяйнене много лет назад, и с самого детства слышала рассказы о мороке, который нападает на людей в лесу. Жителей хутора преследовали страшные недуги. Однажды женщина родила клубок змей, а другую рвало гвоздями. Мой отец проснулся утром со сгнившими глазами. Страдали не только люди. Умирал скот. Коровы давали кровь вместо молока. Хворь и морок веками обитали в Хильяйнене. Никто не знал, почему так происходит.
Карга
– Но однажды причина была найдена, – продолжила старуха. – Виной всему оказался колдун-морокун. Он жил в ельниках недалеко от Хильяйнена. Древний, как сам лес.
Виктор изучал фотографию. На пожелтевшем снимке застыл рослый, будто великан, мужчина в широких штанах и длиной рубахе, подпоясанной ремешком. Могучие плечи, окладистая борода, темные космы до плеч. Взгляд исподлобья – колючие глаза-угольки. Мужчина возвышался в лесу среди елей, чуть поодаль в насыпи чернел провал – вход в землянку. Виктор перевернул снимок: «1897 год» – выцветшими чернилами значилось на обороте.
– Это его единственная фотокарточка, – промямлила старуха.
– Я видел его. – Виктор сглотнул. – Он совсем не изменился.
Старуха улыбнулась беззубым ртом.
– Ты видел не его. Ты видел морок.
Виктор удивленно уставился на каргу, ожидая объяснений.
– Мы называли его Владыкой змей, – просипела старуха. – Там, где были змеи, там был и он. Змеи – его проводники в мир людей. Колдун умел насылать морок и хвори.
– Зачем?
– Никто не знает. – Старуха пошевелила плечами. – Долгое время жители хутора ничего не могли с ним поделать, настолько он был могущественным и жестоким. Люди стали покидать эти места. В Хильяйнене остались лишь самые стойкие. Тогда они и заметили, что колдун начал слабеть. Возможно, он питался нашими силами. Нашим здоровьем. Когда людей и скота стало меньше, силы Владыки иссякли. Говорят, что колдуны и ведьмы умирают в страшных муках. Самые смелые жители решили этим воспользоваться. Они поймали Владыку и посадили его на железную цепь, как бешеного пса.
– Не проще ли было его убить?
– Смерть колдуна-морокуна навлекла бы проклятье на весь род. – Старуха посмотрела на Виктора с таким видом, будто разговаривала с несмышленым ребенком. – Владыка полностью истощил эти земли, и люди начали покидать родные места. Ушли из Хильяйнена. Некоторые сожгли свои дома, чтобы навсегда стереть память о хуторе.
– А вы? – с недоумением спросил Виктор. – Почему вы остались?
Губы старухи дрогнули. Из мутного глаза скользнула слеза, оставляя влажный след на заскорузлых ожогах.
– Потому что он меня вернул, – промолвила она. – Когда я была маленькой девочкой, я опрокинула на себя ведро с кипятком. Ожоги съели лицо и руки. Я выжила, но здоровье мое уже никогда не было прежним. Любая хворь цеплялась ко мне, я сильно и подолгу болела… Пока Владыка не вернул меня к жизни.
– Почему он это сделал?– Мой отец попросил его. Умолял вернуть дорогую доченьку Марту. Владыка исполнил просьбу отца, но взамен забрал у него глаза. Превратил их в гной. Мы уехали из Хильяйнена, я жила в городе, но однажды Владыка змей явился ко мне во сне. Приказал вернуться. Он спас меня, и теперь я была перед ним в вечном долгу. Я бросила семью и вернулась в Хильяйнен. Все эти годы ухаживала за Владыкой, кормила. Иногда он использовал меня. И все время просил отпустить, но я сопротивлялась. До сих пор сопротивляюсь. Зло должно оставаться на привязи, даже если я навсегда в долгу перед ним.