В Низине
Шрифт:
Вы правы, — ответил биолог. Он давно смирился с тем, что иностранцы используют его семейное имя с ничем не обоснованной фамильярностью. — Зимой было бы теплее, а летом прохладнее. Но если Барьерные горы снова рухнут, мы вообще потеряем всю огромную территорию Низины и несметные богатства, которые здесь скрыты: соль другие минералы, оставленные высохшим морем, и месторождения нефти, недоступные через толщу воды. За многие столетия тартешцы привыкли к жаре.
— Я бы не стала так смело это утверждать, — улыбнулась Тогло. — Вряд ли случайность то, что наши кондицио неры продаются по всему свету.
Рэднал кивнул.
— Верно подмечено, свободная. Однако
Когда они добрались до края древнего моря, солнце еще стояло в небе, медленно опускаясь за горы на западе. Туристы с облегчением слезли с ослов и начали разминаться, потирая натертые ягодицы. Рэднал организовал их на подтаскивание древесины, сложенной на металлических стойках вдоль одной стороны лагеря. Костер он разжег с помощью кремниевой зажигалки, предварительно спрыснув щепу из бутылочки с горючим.
— Способ для лентяев! — с улыбкой признал биолог.
Как и его умение обращаться с ослами, сам факт быстрого разведения костра произвел на туристов сильное впечатление. Рэднал достал из поклажи пищевые пакеты и бросил их в огонь. Когда они стали лопаться и повалил пар, гид выудил их при помощи специальной вилки на длинной рукоятке.
— Прошу! Снимайте фольгу, и перед вами тартешская еда — может, не пиршество для богов, но вполне достаточно, чтобы утолить голод и отсрочить неминуемую с ними встречу.
Эвилия прочитала надпись на своем пакете.
— Это же военные рационы! — подозрительно протянула она. В группе раздались стоны.
Как все тартешские свободные, Рэднал отслужил положенные два года в Добровольной гвардии Наследственного Тирана и патриотично стал на защиту родного снаряжения:
— Повторяю, они очень питательны.
Содержимое пакетов — ячменная каша с бараниной, морковью, луком, молотым перцем и чесноком — и впрямь оказалось недурно на вкус. Чета Мартос даже попросила добавки.
— Увы, — произнес Рэднал, — поклажа ослов ограниченна. Если я сейчас дам вам по пакету, кто-то может остаться голодным.
— Но мы хотим есть! — возмутилась Носко зев Мартос.
— Вот именно, — поддакнул Эльтзак.
Супруги уставились друг на друга, удивленные редким единодушием.
— Извините, — твердо повторил Рэднал. Никогда раньше у него не просили добавки.
Он посмотрел, как со столь непритязательной пищей управляется Тогло зев Памдал. Девушка как раз смяла пустой пакет и поднялась, собираясь выбросить его в мусорный бак. У нее была грациозная походка, хотя саму фигуру скрывала просторная мантия. Как свойственно молодым — и даже не столь уж молодым — людям, Рэднал на миг погрузился в фантазии: это с ее отцом он спорит о цене невесты, а не с Маркафом вез Патуном, который ведет себя так, словно его дочь Велло испражняется исключительно серебром и нефтью…
По счастью, у него хватало ума, чтобы понять, где фантазии переходят в откровенную глупость, — это больше, чем боги даруют многим. У отца Тогло, безусловно, множество гораздо лучших партий для дочери, чем, в сущности, самый заурядный биолог. Столкновение с фактами суровой действительности не могло удержать Рэднала от мечтаний, но с успехом удерживало от чересчур серьезного к себе отношения.
Он улыбнулся, доставая из поклажи грузовых ослов спальные мешки. Туристы по очереди надували их ножным насосом. В такую жару многие предпочитали ложиться поверх спальников, а не забираться внутрь. Кто-то оставался в том, в чем ходил днем, кто-то переоделся; некоторые вообще решили не обременять себя одеждой. В Тартеше существовало табу на нудизм — недостаточно сильное, чтобы Рэднал приходил в ужас при виде голого тела, но вполне достаточное, чтобы не отрывать глаз от Эвилии и Лофосы, беспечно скидывающих с себя рубашки и брюки. Они были молоды привлекательны и даже мускулисты для узкоголовых. Их тела казались оттого еще более обнаженными, что были менее волосаты, чем тела широкобровых. К облегчению Рэднала, мантия полностью скрывала его реакцию на увлекательное зрелище.
— Постарайтесь хорошенько выспаться, — сказал он, обращаясь к группе. — Не засиживайтесь допоздна. Почти весь завтрашний день мы проведем в седле, а местность будет потяжелее.
— Слушаюсь, отец клана! — отозвался Мобли, сын Со-псирка, словно юноша на приказ главы семейства; но посмел бы этот юноша ответить с такой иронией, немедленно получил бы зуботычину в назидание.
В конце концов большинство туристов прислушались к здравому смыслу. Они не представляли трудностей пути, однако, за исключением, возможно, четы Мартос, никак не были Дураками; дурак вряд ли накопил бы серебра на экскурсию в Котлован-Парк. Как обычно в первую ночь с новой группой, Рэднал не последовал собственному совету. Человек выносливый, он к тому же хорошо знал, что их ждет впереди, и не собирался тратить лишние силы. В дупле пальмы заухала сова. В воздухе стоял острый пряный запах; шалфей и лаванда, олеандр, лавр, чабрец — многие местные растения выделяли ароматические масла. Тончайший слой масла уменьшал потерю воды — что имело здесь первостепенное значение — и делал листья несъедобными для насекомых и животных.
Затухающие костры привлекали мошкару, иногда выхватывая из темноты более крупные тени — летучих мышей и козодоев, явившихся полакомиться объедками. Туристы не обращали внимания ни на насекомых, ни на хищников, их храп перекрывал уханье совы. После нескольких походов в качестве гида Рэднал был убежден, что храпят практически все, вероятно, и он сам, хотя собственного храпа слышать ему не доводилось.
Рэднал потянулся на спальном мешке, положил руки под голову и уставился на яркие звезды, будто выставленные на черном бархате. Да, такого не увидишь в огнях большого города — еще одна причина для работы в Парке. Ни о чем не думая, он смотрел, как они искрятся и мерцают в бездонном небе — лучший способ расслабиться и уснуть.
Его веки уже смыкались, когда кто-то поднялся со своего спального мешка — Эвилия направилась за кусты в кабинку туалета. Потом глаза Рэднала невольно расширились: в тусклом свете умирающего костра она казалась ожившей статуей из полированной бронзы. Как только девушка повернулась к нему спиной, он облизнул пересохшие губы.
Но вернувшись, вместо того чтобы забраться в свой мешок, Эвилия присела на корточки возле Лофосы. Подружки тихо засмеялись. Еще через секунду они встали и направились к Рэдналу.
Его похоть превратилась в тревогу — что они затеяли?
Девушки опустились рядом с ним на колени, слева и справа.
— Мы думаем, ты интересный мужчина, — прошептала Лофоса.
Эвилия положила руку на завязку его мантии и начала расшнуровывать.
— Вы обе? — пробормотал Рэднал.
Похоть вернулась — теперь очевидная, так как он лежал на спине. Вместе с похотью пришло чувство невероятности происходящего. Тартешские женщины — даже тартешские шлюхи — не были столь вызывающе бесстыдными; не были такими и тартешские мужчины. Не то чтобы тартешцы не тешились порой похабными фантазиями; просто об этом обычно помалкивали.