В объятиях любви
Шрифт:
— Возможно ли быть столь удивительным человеком? — спросила она. — Теперь я больше не боюсь будущего и чувствую, что Бог ответил на мои молитвы.
— Но я хочу, чтобы вы пообещали мне лишь одно.
— Что же это?
— Пообещайте мне, что, несмотря на любые повеления герцогини, несмотря на любые ее слова, вы никогда больше не будете посещать Гримстоун-хауз.
— Нет, конечно, нет! — заверила Аспазия, и маркиз почувствовал дрожь, пробежавшую по ней.
Он понял, что она вспомнила ужасы прошлого вечера,
— Забудьте обо всем! Выбросьте из своей головы, и я посоветовал бы вам не говорить никому, особенно вашему дяде, о том, что вы видели и слышали там.
Аспазия знала, что она расскажет об этом лишь Джерри, но, конечно, не дяде Теофилу.
Если бы она рассказала ему, он счел бы своей обязанностью выразить протест герцогине относительно ее поведения, а это обернулось бы катастрофой для них.
— Вы обещаете? — настаивал маркиз.
— Я не скажу.., ничего моему дяде, — пообещала Аспазия. — Он совершенно безгрешный человек, и всегда хорошо думает о других. Я уверена, что он не имеет представления о порочности, царящей в Гримстоун-хауз.
— Вот и оставьте его в этом счастливом неведении, — сказал маркиз. — Большинство женщин слишком много говорят, но мне кажется, что вы — исключение.
— У меня нет.., желания.., говорить о подобных.., вещах, — сказала еле слышно Аспазия, — и после того, как вы были так добры ко мне.., я попытаюсь поступать, как вы.., сказали мне.
Солнце поднялось над горизонтом, и теперь в золото обратилось не только небо, но, казалось, и весь мир, а освещенные утренним светом волосы Аспазии заставляли маркиза думать, что он держит в своих руках частицу самого солнца.
Никогда не видал еще он волос такого прекрасного цвета, и, держа руки вокруг ее талии, он ощущал, как легка и стройна Аспазия. Рядом с ним, казалось, сидела мифическая нимфа, явившаяся из леса, по которому они сейчас проезжали.
И в то же время он знал, что она реальная девушка, которая глубоко шокирована и напугана тем, что произошло накануне вечером, и знал, что подобное не должно происходить ни с какой молодой девушкой, тем более с такой, как Аспазия, с ее воспитанием и чувствительностью.
«Она преодолеет это», — убеждал себя маркиз.
И в то же время он боялся, что это невозможно.
Они проехали еще одним лесом, и затем впереди показалась крыша серого каменного строения, а за ним — шпиль церкви.
— Здесь вы живете? — спросил маркиз, прежде чем Аспазия успела показать ему свой дом.
— Да.
— Я думаю, мне лучше не провожать вас до дверей. Я не знаю, какую историю вы расскажете своему дяде, и если он увидит меня, все может осложниться для вас.
— Я не думаю, что дядя Теофил так рано спустится к завтраку, но когда он проснется, я уже успею придумать, что сказать ему.
Маркиз направил свою лошадь между деревьями небольшого сада, остановив ее возле заросшего уголка, пламеневшего цветами.
— Я оставлю вас здесь, — сказал он. — Подержите поводья и не двигайтесь.
Он вложил поводья в ее руку, затем сошел с лошади к поднял к ней руки, чтобы спустить ее на землю.
Когда она посмотрела вниз на него, и серые глаза маркиза заглянули в ее глаза, у нее возникло странное чувство, что они разговаривают друг с другом без слов.
Затем очень медленно, как показалось ей, он спустил ее вниз с седла и на мгновение задержал ее в своих руках.
— Прощайте, Аспазия, — сказал он глубоким голосом. — Будьте осмотрительны.
— Еще раз.., благодарю вас, — ответила она, почувствовав, что ей трудно говорить. — Я буду.., всегда помнить вашу доброту.., и то, каким.., замечательным вы были по отношению ко мне.
И вновь их глаза встретились, но, ощутив смущение и почувствовав необычное биение своего сердца, она повернулась и побежала через заросшую лужайку к дому.
Маркиз видел, как она обогнула дом и исчезла за кустами роз, росших перед его фасадом.
Он вздохнул и отправился назад, не сразу вспомнив, что на Аспазии так и осталась его вечерняя накидка.
«Интересно, захочет ли она возвратить мне ее», — подумал он с улыбкой.
Затем он вспомнил, что должен как можно скорее закончить дела с герцогиней.
Было бы глупо с его стороны не разрешить с ней проблемы, которые привели его в Гримстоун-хауз.
Усмехнувшись, он подумал, что она, возможно, будет разочарована, когда убедится, что у него нет желания принять следующее приглашение на ее тщательно спланированные развлечения.
Аспазия пробралась в дом через боковую дверь, в которой недавно сломался замок.
В доме было тихо в этот ранний, утренний час, когда все еще спали.
Она хотела бы поговорить с Джерри, но решила не будить его.
Она поднялась в свою спальню и, лишь расстегивая накидку, которую дал ей маркиз, вспомнила, что должна была возвратить ее, расставаясь с ним.
«Я смогу оставить ее в его доме в Ньюмаркете», — успокоила она себя и подумала, что передаст ему вместе с накидкой письмо благодарности и скажет еще раз, как признательна ему.
Она сняла белое вечернее платье, думая, потребует ли герцогиня прислать его обратно.
То, что на ней не было ничего, кроме этого платья, напомнило ей сцену с обнаженными участниками представления в столовой.
«Я хотела бы сжечь это платье, — думала она. — Может быть, это поможет мне забыть происшедшее вчера вечером».
Но ей не хотелось забывать маркиза.
Он был таким великолепным, таким внушительным! Но, кроме этого, он вызывал в ней странные чувства, которые она не могла выразить словами.