В огне
Шрифт:
Я все равно хотела его.
Именно это он и стремился узнать.
Я нетерпеливо выдохнула и отбросила волосы с лица.
— Иерихон Бэрронс, ты собираешься заболтать меня до смерти или все-таки трахнуть?
— Повтори. Последнюю часть.
Я повторила.
— Они попытаются убить тебя.
— Хорошо, что меня теперь сложно убить. — Меня беспокоило только одно. — А ты?
— Никогда. Я всегда буду присматривать за тобой. Всегда готов трахнуть тебя, чтобы привести в чувство, и никогда не позволю тебе умереть.
Я сняла футболку через голову и сбросила обувь.
—
Бэрронс оказался на мне раньше, чем я коснулась пола.
Я хотела Иерихона Бэрронса с первого взгляда. Я хотела заняться с ним вещами, от которых глупая розовая МакКайла Лейн пришла бы в ужас... хотя, если честно, была бы восхищена фантазиями о них.
Я не осмеливалась признаться себе в этом. Разве павлин может хотеть льва?
Я гордилась тогда своим ярким оперением. Я привлекла взор царя джунглей, но отрицала то, что чувствовала. Потому что видела свой хвост и его когти и понимала, что если лев когда-нибудь и возляжет с павлином, то от павлина останется лишь кучка окровавленных перьев.
Но это не мешало мне хотеть Бэрронса.
Только заставило отрастить когти.
И, распластавшись под ним на полу, я думала, что стала теперь лысым павлином с когтями. Пышный хвост был потерян. Я не знала, кого вижу в зеркале. Какая разница? Со временем я могу отрастить гриву.
Когда Бэрронс вошел в меня, я испытала облегчение. Он двигался, как резкий темный ветер. Он был не только на мне, он был во мне еще до того, как мы упали.
О боже, да, наконец-то! Я сильно стукнулась затылком, но почти не почувствовала боли. Мои спина и шея выгнулись, ноги раздвинулись. Лодыжки оказались у Бэрронса на плечах, и это не вызвало внутреннего конфликта. Я просто хотела его, хотела отвечать на его движения — сильные движения зверя в человеческом обличье.
Я взглянула Бэрронсу в лицо. Он стал наполовину зверем. Его кожа потемнела, появились клыки. Глаза все еще принадлежали Бэрронсу. Но не взгляд. От его взгляда у меня слетели тормоза. Я готова была стать такой, какой он пожелает. Без ограничений. И почувствовала, как он внутри меня становится тверже, длиннее.
— Ты можешь это? — Я ахнула. Зверь был крупнее человека.
Он рассмеялся, и это был явно не человеческий звук.
Я стонала, всхлипывала, извивалась. Это было волшебно. Он заполнял меня, скользил там, где раньше я никогда не ощущала мужчину. О боже! Я кончила. Взорвалась. И услышала рев.
Это был мой рев. Я рассмеялась и кончила снова. Кажется, я кричала. Я запустила в Бэрронса ногти, и он дернулся во мне, внезапно и резко. Издал тот самый горловой звук, который сводил меня с ума.
Когда он был со мной, я могла пройти сквозь ад с улыбкой. Достаточно было видеть его глаза и вести с ним наши безмолвные диалоги.
— Ты не потеряла своего Я. — Его речь была немного странной — мешали клыки.
Я бы фыркнула, но его язык очутился у меня во рту. Я не могла дышать и понимала, что Бэрронс прав. Однажды вам встретится человек, который поцелует вас так, что вы не сможете дышать — и вас это нисколько не смутит. Кислород — это ерунда. Только страсть придает жизни смысл. И значимость. Страсть — это и есть жизнь. Желание увидеть завтрашний рассвет, коснуться того, кого любишь, продолжать попытки.
— Проснуться и ничего не хотеть — это ад, — согласился Бэрронс.
Он знал, о чем я думаю. Всегда. Мы связаны. Атомы передавали сообщения между нами.
— Сильнее. Глубже. Ну же, Бэрронс. Еще. — Я была неистовой. Неуязвимой. Эластичной. Ненасытной.
Его рука касается моей шеи, гладит лицо. Он смотрит на меня. Замечает каждый нюанс, следит за сменой выражений, словно от этого зависит его жизнь. Он трахает меня с отчаянием умирающего, который пытается увидеть Бога.
Бэрронс заполняет меня собой, и я думаю: что, если мы на самом деле не занимаемся любовью? Мы словно создаем, производим, будим независимый элемент в воздухе, и, если его окажется достаточно, а не просто много, мы сможем изменить мир. Потому что когда Бэрронс во мне, я чувствую, как изменяется, заряжается силой пространство между нами, вызывая обратную реакцию, и чем больше он касается меня, тем сильнее я хочу его. Секс с Бэрронсом насыщает меня. А затем подпитывается от меня. Насыщает и снова подпитывается. Это бесконечный цикл. Я вылезу из постели и буду отчаянно хотеть вернуться в нее снова. И я...
— Я ненавидел тебя за это, — мягко говорит он.
Это моя фраза.
— Мне всегда мало, Мак. И это меня бесит. Я готов был убить тебя за то, что ты вызвала во мне эти чувства.
Я его отлично понимала. Бэрронс был моим слабым местом. Ради него я могла бы стать Шивой — разрушителем миров.
Бэрронс выходит из меня, и мне хочется кричать.
А потом он берет меня на руки, и я оказываюсь на кровати, на подушках, широко раздвинув ноги, и, когда он входит в меня сзади, я всхлипываю от облегчения. Я снова цельная, я живая, я...
Я закрываю глаза и растворяюсь в наслаждении. Это все, что я могу. Быть. Чувствовать. Жить.
Я снова при-йа.
С ним я всегда буду ею.
Намного позже я смотрю на Бэрронса снизу вверх. Он снова на мне, едва входит. Я чувствую себя возбужденной, горячей, поразительно живой. Мои руки заброшены за голову. Ему нравится дразнить меня, и, только когда я начинаю сходить с ума от возбуждения, он резко вжимается в мое тело до конца. И каждый раз я теряю волю.
Я знаю, меня сводит с ума то, насколько Бэрронс опасен. Я «запала» на плохого парня. Он — проблема, и это меня заводит. Бэрронс альфа-самец, он не подчиняется приказам и плохо играет в команде.
А чего еще я ждала? Вполне возможно, что я часть древнего создателя Невидимых.
Бэрронс целует меня. Имя В'лейна давно исчезло с моего языка. Остался только Бэрронс, и это правильно: никто другой мне не нужен.
— Вполне возможно, что с тобой все в полном порядке, Мак, — говорит он. — Возможно, ты именно та, кем должна была быть, а все конфликты происходят потому, что ты пытаешься играть за другую команду.