В окопах Сталинграда
Шрифт:
Он задумывается, прикусив губу.
– Ну ладно.
Вынимает из бокового кармана крохотный сафьяновый блокнотик с подоткнутым карандашиком. Записывает.
– Керженцев – ТЭЦ [теплоэлектроцентраль]. Свидерский – литейный. Самойленко – сборочный цех и т. д. – Кладет блокнот обратно в карман и застегивает пуговицу. – Больше не задерживаю. Вещи и шинели можете оставить пока здесь.
Едем дальше.
Большова находим довольно быстро – по синей шинели и пилотке. Худощавый, бледный, глаза слегка навыкате, иронические и умные.
– Помощники, да? – улыбается углом рта.
– Да. Помощники.
– Ну что ж, в добрый час. Часика б на два раньше – было б лучше. А сейчас… – он зевает и сплевывает окурок, – основное уже сделано. Омметра нет?
– Нет. А что?
– Капсюли не калиброваны. Вообще, если скажут сегодня, – навряд ли выйдет. Что, бомбит город?
– Бомбит. А почему не выйдет?
– Почему? – Большов лениво улыбается. – Взрывчатка дерьмовая. Тола кот наплакал. Остальное аммонит. Отсыревший, в грудках. Ну и капсюли не калиброваны. Цепь проверять нечем. Омметра нет…
– А детонирующего шнура? – спрашивает Игорь.
– Обещают завтра дать. И омметр завтра. Все завтра. А взрывать сегодня.
– Сегодня?
– Говорят. Если не отгонят, то сегодня. Он вынимает из кармана аккуратно сложенную газету, отрывает ровненький прямоугольничек.
– Махорка есть?
Закуриваем. Мимо по широкой, обсаженной деревьями асфальтированной аллее проходят отряды рабочих. Несут пулеметы – танковые, снятые с машин. У некоторых ни винтовок, ничего. Идут сосредоточенно, молча.
Я спрашиваю:
– Где немцы?
– А вон за цехами. Там овраг. Мечетка или Нечетка, черт его знает. Шпарят из минометов. Штук десять танков. Даже не танков, а танкеток. С той вышки хорошо видно.
– А где наши объекты?
– А у вас что?
– ТЭЦ, – отвечаю я.
– ТЭЦ? В двух шагах. За этим корпусом налево. Четыре трубы большие. Сержанта моего найдете. Ведерников. Спит, вероятно, где-нибудь там в конторе. Всю ночь работал. Советую и вам вздремнуть.
Сержант действительно спит, уткнувшись головой в угол дивана, раскинув ноги по полу. Видно, бросился на диван и сразу заснул.
– Эй, друг!
Сержант переворачивается, долго трет глаза. Они маленькие, сидят глубоко и совсем теряются на большом скуластом лице. Никак не может проснуться.
– Вас что, лейтенант прислал?
– Да. Большов.
– Принимать будете?
– Пока что ознакомьте меня с тем, что сделано.
– Опять ознакомить? Тут один уже ознакомился. Капитан какой-то, Львович, кажется…
– А теперь я.
Сержант, потянувшись, встает.
– Ну что ж, пошли… – Ищет в кармане махорку. – Всю ночь мешки таскали, будь оно неладно. Спины не чувствуешь. Бумажные, сволочи, все рвутся.
– И много?
– Да с сотню будет, если не больше. Трехпудовые. От этого ТЭЦа один пшик останется.
– Сеть готова?
– Готова. Электрическая только. Аккумуляторов натаскали чертову гибель, а омметра нет. Электрик
– А где подрывная станция?
Сержант машет в сторону окна.
– Метров триста отсюда щель. Там все хозяйство. И капитан там. И электрик, вероятно.
Мы обходим станцию. Она чистая и большая. Восемь генераторов, под каждым заряд – три-четыре мешка. Кроме того, заряды под котлами, на масляных переключателях и на трансформаторной – метров триста от самой станции. Цепь длиннющая, километра два. Сделано аккуратно – концевики тщательно обмотаны изоляционной лентой, по два капсюля на заряд. За ночь действительно сделано много.
Где-то, по ту сторону электростанции, слышно, как разрываются мины.
– По окраине бьет, – говорит сержант. – Из ротных все бьет. Чепуха. В щель пойдете?
– А где телефон?
– В щели. Все там. Вроде КП устроили.
– 15 -
В щели набито битком. Игорь, Седых, высокий курчавый брюнет в военной форме, с маленькими бачками, какие-то рабочие в спецовках, щуплый, чахоточного вида субъект в лоснящемся пиджаке и кепке с пуговкой. Военный оказывается Львовичем, в кепке с пуговкой – инженер-электрик ТЭЦ. Зовут его все Георгий Акимович.
Все сидят и курят при свете «летучей мыши». Щель неплохая, обшита досками, с накатником, герметическими дверями, нарами. Такая, как в наставлении по инженерному делу, в виде буквы Н, с двумя входами.
– Что без омметра делать будем? – спрашиваю я. Георгий Акимович искоса поглядывает на меня.
– У нас мостик Уитстона есть.
– Что же вы молчите?
– Вот и говорю. Только он в сейфе, а ключ у Пучкова – главного инженера. А Пучков со вчерашнего вечера в штабе.
– Надо послать, значит.
– Посылали уже. Они, видите ли, на «Красный Октябрь» уехали. Три часа тому назад еще звонили, что едут. И вот все едут.
У Георгия Акимовича очень подвижное лицо. Когда он говорит, движутся не только рот, но и нос, лоб, впалые щеки с лихорадочным румянцем. Во рту у него не хватает одного зуба, как раз переднего, и от этого он шепелявит. Возраст его трудно определить, – по-видимому, ему лет тридцать.
– Две ночи кряду не спишь, и толку никакого.
Он нервно комкает папиросу и раздавливает ее каблуком.
– Вот позвонят сейчас по телефону – действуйте… А дальше что?
– Действовать, – отвечаю я.
– Рубильник включать? Да? Так, по-вашему? Большие, с темными веками глаза его сердито сверлят меня.
– По-моему, так.
– А рабочие на станции? Вместе с машинами к чертовой матери? Кто их оповещать будет? Мы с вами? У нас и так работы вот по сих пор будет, – он рукой быстро проводит по горлу. – Вообще ни плана, ни организации.