В окопах времени (сборник)
Шрифт:
– Скажи хоть, что мне делать? – с тоской окликнул его Хацкилевич. – Пустить себе пулю в лоб или, быть может, рвануть на последней машине в лобовую на немецкие орудия?
– Что делать? – Майор замедлил шаг и бросил косой взгляд через плечо. – А в самом деле, что вам делать? – Он ненадолго задумался, будто прислушиваясь к чему-то. – А знаете… просто не закрывайте люк вашего танка во время движения.
– …???!!!
– Придет время, – ухмыльнулся майор, – и вы все поймете. Обязательно поймете. Я обещаю!..
…Кадет Михаил Федорович «Тайна Слонимских курганов» (статья в газете «Советская Белоруссия»): «По вражьей воле туда и втянулись колонны штаба 6-го мехкорпуса, его медсанбата, других тыловых подразделений. От моста и брода у Кошелей колонны направлялись
– Немецкое командование поздравляет вас с освобождением от большевизма и приказывает закопать уничтоженных большевиков. Три часа – и чтобы духа большевистского не было! Невыполнившие приказ будут строго наказаны, – и язвительно запел: «Ложись проклятьем заклейменный…»
После боя немцы начали шарить по домам, но вскоре послышались клики и все они поспешили к Озернице… Сельчане, как было приказано, стянули, снесли и сложили убитых в ямы, выкопанные недалеко от дороги на Кошели. Сколько положили народа, никто не считал. Позже по сходным прикидкам очевидцы сошлись на цифрах 350–370. Среди убитых были женщины – врачи и сестры медсанбата, жены военных, их дети…»
Хочется верить
Организовали они все грамотно. В то время, как десяток конников въезжал в деревню по центральной улице – совершенно не таясь и нарочно производя как можно больше шума, пятеро солдат в немецкой, мышиного цвета, форме, но с советскими винтовками и автоматами, притаились в густых кустах, вольготно раскинувшихся за околицей.
Деревушка казалась мертвой: ни дымков над избами, ни стука калиток, ни лая собак. Конники, громко переговариваясь, промчались на другой конец. Остановились на пригорке. Командовавший ими фельдфебель с Железным Крестом II-го класса зычно отдал приказ спешиться.
– Вон он, приготовились! – тихо сказал один из тех, кто прятался в кустах, заметив, как в сетке бинокля мелькнуло что-то темное, стремглав мчащееся к лесу.
Человек бежал, прихрамывая, подгоняемый пока еще далекими криками кавалеристов, также заметивших его.
Погоня продолжалась недолго: выскочившие из засады солдаты одним махом сбили жертву с ног, безжалостно повалив беглеца в нескошенную траву.
Когда фельдфебель не торопясь подъехал к месту событий, задержанный уже стоял перед солдатами, тяжело дыша и сплевывая время от времени кровь из разбитой губы. На вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать, может, чуть больше. Совсем чуть-чуть. Даже черные круги, залегшие вокруг глаз, и глубоко запавшие, с нездоровой синевой щеки не делали его старше. Левая рука, похоже, раненая, безжизненно свисала вдоль тела, а правой он прижимал к груди большую ковригу, видимо, только что полученную в деревне. Тонкие бледные пальцы крепко вцепились в ржаную корку.
Фельдфебель легко спрыгнул с коня, небрежно бросил поводья ординарцу и не спеша обошел пойманного паренька, разглядывая того со всех сторон. Но пойманный стоял прямо, не поворачивая головы даже тогда, когда фельдфебель, размахивающий плетью, оказывался позади него. Потухшие глаза неотрывно смотрели перед собой.
Солдаты отпускали язвительные замечания и зубоскалили по поводу его не по росту больших галифе, спущенных обмоток и потрепанной красноармейской гимнастерки, на которой обильная августовская роса перемешалась с выступившим от бега и напряжения потом.
– Ну-с, и кто же это тут у нас? – нарушил, наконец, свое затянувшееся молчание фельдфебель. – Документы при нем нашли какие-нибудь? – Солдаты ответили отрицательно. – Великолепно! Значит, это или советский разведчик, или… партизан? – последние слова фельдфебель произнес вкрадчивым тоном, остановившись перед пареньком и цепко глядя тому в лицо. – Отвечать! – Он больно ткнул рукояткой плети в грудь задержанного. – Хочешь жить – покажешь нам, где расположен партизанский лагерь. Ну?!
– Я не партизан, – едва слышно прошептал паренек. – Честное слово.
– Возможно, возможно, – легко согласился фельдфебель. – Но… вот кто тебе дал хлеб, ты наверняка знаешь. Ведь так?
Парнишка угрюмо молчал, еще крепче прижав к груди ковригу.
– Ну же, – настойчиво произнес фельдфебель, – я не буду требовать слишком много. Мне будет достаточно, если ты покажешь хотя бы дом. И тогда… пожалуй, я даже пощажу тебя, хоть это и против правил. Что скажешь?
Паренек отрицательно качнул головой.
– Это касается не только меня, – сказал он твердо, – хлеб нужен еще троим. Отпустите меня, они ранены и больны.
– О, это другое дело, – обрадовался фельдфебель. – Отведи нас к своим друзьям, мы их обязательно накормим, а если надо, то и подлечим. Верно, хлопцы? – Солдаты одобрительно засмеялись.
Задержанный дернулся, с тоской глянул в небо и вновь мотнул головой.
– Нет.
– О, как! – изумился фельдфебель, сделав круглые глаза.
– Да что ты с ним цацкаешься, командир, – не выдержал рослый солдат с обожженной щекой, – дай мне этого краснопузого на пять минут, и он нам не только все расскажет, но и впереди твоего Урагана к лагерю на рысях помчится!
– Ну, зачем такие крайности, Сальников, – укоризненно выгнул бровь фельдфебель. – Мы же не звери, а солдаты доблестной Русской Освободительной Армии!.. Автомат! – он требовательно протянул руку. Ординарец, замешкавшись на секунду, начал торопливо сдергивать с плеча ремень, кляня подвернувшийся не вовремя погон.
Паренек словно очнулся от спячки. Он быстро обвел глазами окруживших его солдат, выбрал одного, самого пожилого, с седыми усами и, заметив на его лице явное сострадание, выкрикнул с отчаянием: