В окопах времени (сборник)
Шрифт:
Ольга Тонина, Александр Афанасьев
Болванка
«Вот в панцер вдарила болванка.
Прощай навеки Фатерланд!
Пять черных трупов обгоревших
Дополнят утренний пейзаж…»
– Ты уверен? – Упырь с тревогой рассматривал окружающую местность через прибор ночного видения.
– Абсолютно! – заявил Шмель. – Погода соответствует. Справа шоссе. Утром по нему попрутся танки Гудериана. Что тебя смущает?
– Тихо как-то. И народу никого.
– Все к бою готовятся.
– Все равно, что-то не так!
– Да
– А ну тихо! – рявкнул Кот, в миру майор Иванов Михаил Альбертович. – Совинформбюро поймал!
– ….ожесточенные бои на подступах к Смоленску. Экипаж танка лейтенанта Лавриненко в одном бою из засады уничтожил двенадцать танков противника…
Далее в сводке упоминались бои на подступах к Киеву, бои в районе Лужского рубежа.
– Трындец какой-то, – заявил Упырь, в миру капитан Гончаров Сергей Алексеевич. – Что-то я нифига не понял. Луга, Киев, Смоленск. Ноябрь 1941! Какие Луга, Киев, Смоленск? Что с немцами? Или мы не первые? Или у дойчей СПИД напополам со свинячим гриппом и эпидемией диареи? Кот! Давай крути волну, ищи Геббельса и радио союзников! И дату! Дату старайся уточнить!..
Час борьбы с волнами радиоэфира принес все те же грабли – ноябрь 1941 года, немцы там же, где и говорилось в сводке Совинформбюро.
– Мда, – протянул Шмель. – Блин, нам до Смоленска, как до Парижа раком! И топлива хрен хватит, и первый же регулировщик остановит! Ведь не будешь же со своими драться! Че делать-то? – Шмель, он же капитан Изябеков Рафаил Самаркандович, посмотрел на Кота.
– Конспектировать и домой возвращаться, – задумчиво ответил Кот. – Самое главное мы уже проверили – машина времени действует. То, что мир не совсем тот – не важно! Подозреваю, что в НАШ мир мы и не могли бы попасть – из-за, скажем, невозможности нарушить причинно-следственный закон. Попали в параллельный. Ну и хули? Что меняется? Фашисты – они и здесь фашисты! Слышал, что про разрушенные и сожженные деревни говорили? А про зверства полицейского корпуса СС под командованием Манштейна?
– Так у нас он вроде Севастополь в это время пытался с ходу взять… – начал Шмель.
– …УЙ ЕМУ, А НЕ СЕВАСТОПОЛЬ! – заорал Упырь. – Доберусь до змееныша и припомню ему и Аджимушкай, и Красную Горку, и Багеров ров! Буду варить на медленном огне в котле с кока-колой!
– А ну тихо! – рявкнул Кот. – До утра времени много. Наша задача слушать и конспектировать передачи, чтобы составить новую линию фронта на карте.
– Пей, военпред! Пей! – наставлял мастер ОТК «Н»-ского номерного завода Шмурдяков Соломон Алиевич. – И будет от этого всем польза – и трудовому народу, которому ты присягал служить, и городу, и государству. Ну, что ты так переживаешь, Зимов? Ну, сам подумай! Или ты считаешь, что ты один такой умный? Хочешь, жалобы твоих предшественников покажу? Не веришь? Вижу, что не веришь! – Шмурдяков встал из-за стола и, слегка покачиваясь, подошел к шкафам. Как-то слишком крепко и резко вцепился в хлипкую дверную ручку одной из дверец шкафа и замер. Постоял секунду, прикрыв глаза, словно заснув стоя, затем пришел в себя и открыл дверцу. Его мозолистые пальцы заскользили по папкам с надписями «Заказ №…», «Заказ №…», «Заказ №…». Затем остановились.
– Ага. Вот, например! – Шмурдяков выдернул папку и подсел за стол к захмелевшему Зимову.
– Вот, смотри! Возврат всей партии «Заказа №….», приостановка приема продукции… Видишь? Нет, скажи, ты видишь?
– Д-д-а-а, ввиижу, – пьяно протянул ведущий специалист Военного Представительства №… «Н»-ского номерного завода, Зимов Аркадий Моисеевич, и резко мотнул головой.
– А дальше видишь? Назначить комиссию. Видишь?
– Д-д-а-а, ввиижу, – кивнул Зимов.
– А дальше видишь? Решение комиссии. Видишь?
– Д-а-а, вижу, – кивнул Зимов.
– Что ты видишь? Что ты видишь? – затараторил Шмурдяков. – Ты читай! «Допустить с ограничениями. Не применять против бронированных целей». Видишь?
– Д-а-а, вижу, – кивнул Зимов и поднял голову:
– Это как не применять? Это ж бронебойные снаряды!
– Ты подписи читай! «Ту-ха-чев-ский. Пав-лу-но-вский». Прочитал?
– Да!
– Там… ТАМ в Москве виднее, что к чему! А если бы ты не подписал – что было бы?
– Что было бы? – переспросил Зимов, тупо рассматривая подпись Тухачевского.
– Завод бы не получил зарплаты. Их семьи – жены, дети малые остались бы без куска хлеба. И ради чего? Снаряды бы все равно приняли! Хочешь еще покажу? Тут целый шкаф таких папок! Везде брак, но везде принимают с ограничениями! И так всегда! Поэтому пей, Аркадий Моисеевич! Пей и не бойся! Мы все сделали по уму! Ничего не изменишь!
– Но если война? – попытался возразить Зимов.
– Рассея велика. У нас много заводов. Ведь не все же брак делают! Да и эти снаряды – может, их на учениях расстреливают!
– Может, – согласился Зимов, и его мозг уцепился за спасительную мысль. Мысль была настолько спасительной, что он даже встал из-за стола и заявил:
– Я домой.
– Подожди, Моисеич! Я тебя провожу.
– Я сам! – Зимов отстранил Шмурдякова и вышел из прокуренной кандейки мастеров ОТК.
Свежий воздух взбодрил и потянул на подвиги – вместо дома Зимов направился в сторону вокзала…
Зимов скомкал лист бумаги и швырнул в урну. Уже десятый. Ну и что? Он все равно напишет товарищу Сталину о безобразиях. И лично бросит письмо в Москве в специальный ящик! До поезда еще час. Успеет!
Успел. И даже прикорнуть успел в поезде. Только вот выпитое накануне … слишком много его было – а ведь нужно было держать себя в руках, чтобы со стороны не было видно, что он нетрезв. Весь путь в Москве от вокзала к заветному ящику и обратно был каким-то смазанным. Но он, Зимов, помнит, как бросил письмо в ящик! Помнит, как сел в поезд, как пошел в вагон-ресторан и чуть не прозевал свою станцию. Помнит, как зашел в коммерческий магазин за водкой. Гулять так гулять! Он пожаловался САМОМУ! В понедельник на заводе он всем устроит! И плевать, что потом будет! ….