В окружении
Шрифт:
разложенную еду, чтобы вручить бокал Дилану. Когда он забрал его, наши пальцы
скользнули друг по другу, и я сказал:
– Точно. Зачем нужно имя, да?
Дилан приподнялся, пока его губы не оказались в сантиметрах от моих, и облизал их.
– Конечно. Только, естественно, если это имя – Эйс Локк, потому что это имя я люблю
произносить, стонать и выкрикивать в любое время суток.
Я промычал свой ответ, перед тем как захватить рот Дилана в страстный, быстрый
поцелуй.
из–за того, как эти слова повлияли на меня. Мне нравилось слушать, как мое имя слетало с
его губ, и не важно, как он произносил его, а сейчас, когда я отстранился от него, это было
произнесено тихим шепотом на выдохе.
– Я испытываю очень нежные чувства к Дилану Прескоту, не стану лгать, – когда я сел
на свою сторону полотенца, Дилан медленно поднес бокал к своим губам и сделал глоток,
удерживая сосредоточенный взгляд на мне все время, а потом он опустил бокал, проглотил и
нахмурил брови.
Я не был точно уверен, что происходило в голове Дилана в тот момент, потому что он
перешел от беззаботного и расслабленного состояния к задумчивости и, я мог бы поклясться,
к нервозности, и это заставило меня потянуться к нему. Но Дилан покачал головой.
– Эй, что происходит? – спросил я, направив небольшую улыбку в его сторону, но
что–то здесь определенно переменилось. – Дилан?
Дилан сел прямо и поставил бокал с вином рядом с собой. Затем он согнул ноги и
подтянул их к своей груди, где обхватил их своими руками. И вот так внезапно он стал из
открытого и доброжелательного – закрытым.
– Дилан? Я сказал что–то…
– Нет, – перебил он, снова качая головой. Его глаза смотрели в пол. – Ты идеальный.
Ладно… То, как он произнес это слово заставило мое беспокойство увеличиться в
десятикратных размерах, потому что это определенно не было сказано той же льстящей
интонацией, как несколько минут назад.
– Это идеально. Все…и я шутил насчет этого, но Эйс, – произнес он, поднимая глаза,
чтобы встретиться с моими собственными через приличное пространство, которое теперь
казалось пропастью между нами – Моя жизнь не идеальна. Далеко. Черт да мое имя даже не
Дилан Прескот. Я даже не произношу его больше вслух. Я выбрал не признавать его. Но те
репортеры, люди, копающиеся в каждом аспекте моей жизни…они выяснят это, и очень
быстро. И есть кое–что, что тебе нужно узнать. Обо мне. О моем прошлом.
– И я хочу знать это, – сказал я. – Я не забыл
Вегасе. Но я ни разу не давил, чтобы ты раскрылся. Если ты будешь готов рассказать мне, я
буду готов выслушать.
– Спасибо.
Пытаясь ослабить волнение, которое заметно выражалось по его напряженным жилам
на шее и плечах, я поднял бокал с вином и предложил:
– Может еще чуток?
– Неплохая идея.
Пока я подливал в бокал Дилана, он смотрел поверх моего плеча, пристально
вглядываясь в спокойный, тихий океан. Мне было интересно долгое время, что он хотел
рассказать мне в тот день, когда мы бездельничали в кровати в «Syn», но я знал, чем бы то ни
было, для него это станет не так уж легко рассказать. Но я хотел знать этого мужчину, знать
каждую его часть и все секреты, которые он скрывал от остального мира. Я хотел стать тем, с
кем он поделится собой.
– Это легко…– сказал Дилан, проводя пальцем по ободку бокала. – Легко забыть себя,
когда занимаешься тем, о чем только мечтал, когда был маленьким. Тогда, я начал с
небольших мечтаний. Я хотел маму и папу. Тех, кто достаточно волновался, чтобы проверить
сделал ли я свою домашнюю работу, и поправляли бы мне одеяло каждую ночь. Я хотел жить
в одном и том же доме больше, чем одну неделю за раз. Я хотел есть что–то, помимо
черствых хлопьев и объедков от фаст–фуда, когда уходили мамины «парни», – он прикусил
губу, перед тем как продолжить. – Но больше всего, я хотел чувствовать себя в безопасности.
Я никогда не чувствовал себя так, до знакомства с Зигги и Солнышком. И даже когда они
пришли в мою жизнь, я провел долгое время, ожидая подвоха, ожидая, что они вернут меня
обратно, или превратятся в таких людей, с которыми ассоциировалась моя мама долгие годы.
Я продолжал молчать, не смея вдохнуть ни слова, из–за которого он мог замкнуться. Я
хотел узнать, что сделала его мать, и почему он никогда не видел своего отца.
И как будто он прочитал мои мысли, он продолжил.
– Мама была…очень известной в Сан–Франциско. Не в политических или
развлекательных кругах, и не из–за удивительного вклада в благотворительность. Она была
подземной, помойной крысой, проституткой, превратившейся в мадам, которая зарабатывала
на мужчинах, женщинах, сексе и наркотиках.
Мои глаза, должно быть, увеличились, как блюдца, потому что Дилан невесело
хмыкнул.
– Мда, думаю, ты даже не предполагал такое, да? – спросил он.
Я покачал головой.