В отрыве
Шрифт:
— Нет…
Это было глупо, собраться на мокрое дело и даже не представлять, как выглядит твоя потенциальная жертва.
Егор усмехнулся и протянул мне фотографию. Я внимательно вгляделся в снимок. Казалось, на меня глядит Илья, только изрядно постаревший.
— На сына очень похож, — не удержался я.
— Это сын похож на него, — поправил Егор. — Если вопросов нет, то через пять минут будь у служебного входа в ресторан.
Я покинул микроавтобус, быстро объяснил Кате с Коляном их задачу и отправился к служебному входу. Егор уже был там.
Мы прошли на небольшой
Вопросов мне никто не задавал. Ресторан был большой, кухня под стать ему, поэтом народу на ней было много. Меня, скорее всего, приняли за новенького, и не обращали особо внимания. Пару раз, видимо, с кем-то перепутав, даже пытались выдать задание, но мне удачно удалось от этого отвертеться. Таким образом, создавая видимость бурной деятельности, я шатался по кухне, в ожидании возможного провала, потому что такому бесцельному шатанию должен был наступить логичный конец: явно рано или поздно я должен был попасться на глаза тому, кто спросил бы меня, что я делаю на этой кухне и кто я, вообще, такой?
Но ничего страшного не произошло, наоборот, мне дали задание почистить тазик морковки, и я с радостью занялся этим делом. Едва я с ней закончил, мне вручили ведро лука. Хотелось отказаться, но рисковать я не стал и, роняя крокодильи слёзы, принялся за работу.
Примерно через час, в начале девятого, на кухню зашёл невысокий официант и, подойдя ко мне, положил в почти пустое ведро из-под лука свёрток.
— Через десять минут будь готов! — сказав это, парнишка подхватил одно из готовых блюд и покинул кухню.
Я посмотрел в ведро. На дне среди остатков лука лежало что-то, завёрнутое в белое полотенце. Можно было не гадать, я понимал, что в свёртке пистолет. Осторожно развернул полотенце и убедился в этом. Почистил ещё две луковицы, смахнул очередную слезу, снял пистолет с предохранителя и незаметно переложил его в карман поварской куртки.
Почти сразу после этого пришёл уже знакомый официант и едва заметно махнул мне головой. Я встал и пошёл за ним. Перед выходом из кухни в обеденный зал парнишка резко остановился, так что я едва не влетел ему в спину. Он негромко, чтобы, кроме меня, его никто не услышал, прошептал:
— Возникла проблема. Баба его не пришла. Клиент злой и собирается уходить прямо сейчас.
— И что делать? — прошептал я в ответ.
— Или валить как есть, или переносить на завтра или послезавтра.
— Переносить не вариант. А как это, валить как есть?
— Молча. Подойти и завалить. Из пистолета. В лобешник!
— Меня же его охрана пристрелит!
— Тогда переносим.
— Нет! Не переносим, — мне ужасно не хотелось упускать такую возможность. — Ты только скажи, есть хоть какой-то шанс мне потом свалить?
— Честно? — официант посмотрел мне прямо в глаза. — Процентов двадцать, не больше.
— Устраивает. Пойдём!
Я отправился в зал ресторана, сжимая в кармане пистолет.
— Столик слева за колонной! — донеслось мне вслед.
Я вышел из кухни. Не торопясь, чтобы не привлекать внимания, отправился к нужному столику. Потихоньку до меня дошло, какое опасное решение я принял. Ещё был шанс развернуться или пройти мимо. Мысли сменяли одну за другой с невероятной скоростью, и каждая обжигала и пугала. Каковы были реальные шансы выбраться из ресторана, заполненного сотрудниками спецслужб с охраной? Двадцать процентов? А может, два? А может, две десятых?
Очень хотелось пройти мимо. Просто-напросто было страшно, что меня убьют, даже не попытавшись обезоружить и арестовать. За этими мыслями я совершенно забыл о моральной составляющей дела. Перед этим я постоянно задумывался о том, что собираюсь совершить убийство. О том, что это не просто преступление, а большой грех, и что не известно, как я смогу после этого жить. Мои моральные принципы не позволяли мне спокойно отбирать жизни, как это делал тот же Колян и многие другие ребята, с которыми я повстречался на Точке. Я понимал, что Карпов-старший — монстр, что это враг, что убив его, я спасу, возможно, многие жизни. Я приводил себе в пример солдат, которым приходилось убивать на войне. Убивать ради жизни. Но это всё не сильно помогало. Я помнил, как не смог добить младшего Карпова. Боялся ли я, что у меня дрогнет рука? Возможно. Но и Карпов-старший был не таким, как его сын. На его совести была кровь Ольги и Железняка. А это тоже много значило. Порой я даже затруднялся ответить, чего мне хотелось больше: спасти тех, кто был со мной, или отомстить за тех, кого я потерял?
Но все эти размышления отступили в момент, когда пришло время действовать. В эту секунду в моей голове была только одна мысль: убить и убежать!
«Убить и убежать», — повторяя это как мантру, я подошёл к Карпову-старшему и достал пистолет.
Всё произошло как во сне. Никаких терзаний совести, никаких сомнений, простые быстрые движения. Достал пистолет. Направил ствол в лоб, глядя Карпову прямо в глаза. Нажал на спусковой крючок, не проронив ни слова.
Раздался негромкий щелчок. Осечка. Я быстро нажал ещё раз. Снова щелчок. И снова.
Карпов неприятно улыбнулся. Он нисколько не испугался. Его охрана не предпринимала никаких попыток меня скрутить. Это превратилось в какой-то сюрреализм, я на автомате нажал на спусковой крючок ещё раз. Снова щелчок.
До меня потихоньку стало доходить, что происходит. Я быстро огляделся по сторонам. Со всех сторон на меня смотрели здоровые вооружённые мужики. Вариантов убежать не было.
Я не мог понять, какое из чувств меня захлестнуло больше злость или обида? Или разочарование? Так или иначе, я констатировал печальный факт: меня подставили.
Возникло желание врезать рукояткой пистолета по наглой улыбающейся морде Карпова. Но кое-как сдержался. Остановило понимание того, что пуля прилетит в меня, возможно, до того как я раскрою череп этому упырю.
Один из охранников, возможно, уловив мои настроения, довольно аккуратно забрал у меня из рук пистолет, чему я особо не противился по причине бесполезности этого занятия.
— Ладно, посмеялись и хватит, — старик резко перестал улыбаться. — Ты понимаешь, что я могу тебя сейчас убить?