В ожидании счастья
Шрифт:
– Я не знаю, что делать. – Мэгги нахмурилась, вспомнив каменное выражение лица своей приемной дочери – слишком злое и несчастное для такой маленькой девочки. – Я пыталась поговорить с ней…
– И?..
– Все равно что разговаривать с кактусом.
– Ну что ж, тебе остается только быть доброй к ней и надеяться, что когда-нибудь она смягчится. – Дотти Мей отпила лимонад и аккуратно поставила стакан. – А что думает Сойер?
– Он уже дошел до того, что начал сердиться на дочь. Он видит, как мы подружились с Региной, и считает, что Абигейл просто упрямится.
– Так
– Абигейл очень чувствительная девочка, – тихо проронила Мэгги. – Она совсем не такая, как Регина, которая любит шумные игры и веселые песенки. Регги никогда не грустит. А Абигейл подбирает придуманные ею самой мелодии на клавесине, любит рисовать, много читает, даже те книги, которые, как мне кажется, трудны для ее понимания. Но все это она делает в одиночестве… Я боюсь, со временем она совершенно отдалится от всех, кто ее окружает.
– В конце концов она – дочь Сойера. – Дотти Мей помогла Мэгги собрать стаканы и кувшин и отнести их на кухню. – Пусть он ею и занимается. Рано или поздно ей придется выбирать, другого пути нет. Очень скоро у тебя появится собственный ребенок, и тебе будет совсем некогда.
Как будто услышав ее слова, ребенок начал биться, и Мэгги улыбнулась:
– У меня такое впечатление, что этот маленький шалун обязательно окажется мальчишкой, который просто вне себя оттого, что его отец отправился в объезд без него! Он непрерывно толкается с тех самых пор, как отъехал фургон с Сойером.
Когда через некоторое время Регина и Абигейл пришли домой, Мэгги представила им Дотти Мей. Регина пришла в восторг от золотистых волос гостьи и от цветка, приколотого к ее сумочке. Малышка тут же забралась к ней на колени и стала копаться в сумочке, рассматривая содержимое. Абигейл же присела на самый краешек стула и едва прислушивалась к тому, о чем говорили. На ее лице застыло унылое выражение. Похоже, ей не понравилась Дотти Мей только потому, что она была подругой Мэгги. Когда Мэгги спросила девочку, не желает ли она сыграть что-нибудь на клавесине для гостьи, та покачала головой.
– Тогда давайте пойдем на кухню и приготовим ужин! Сейчас мы одни в доме и можем готовить наши любимые блюда – все, что захотим. Сегодня на ужин у нас жареная курица и кукурузный хлеб. Я знаю, это любимые кушанья Дотти Мей.
– Я не хочу есть, – пробормотала Абигейл. Когда Мэгги, удивленно подняв брови, посмотрела на нее, она быстро добавила: – Я не совсем хорошо себя чувствую. – Она встала и направилась к лестнице. – Пойду в свою комнату.
– Абигейл, вернись, пожалуйста.
Девочка нехотя остановилась, повернулась и медленно пошла по гостиной. Ее огромные, как блюдца, голубые глаза, вызывающе смотревшие на Мэгги, были чистыми и ясными, худенькое личико имело здоровый цвет.
– Ты не выглядишь больной, – сказала Мэгги.
– Но я больна! Я хочу пойти в свою комнату!
– Ты можешь лечь в постель и немного отдохнуть, пока мы приготовим ужин, но потом ты должна сесть с нами за стол, даже если не хочешь есть. – Желая смягчить строгие слова, она протянула руку, чтобы погладить девочку по щеке, но Абигейл поморщилась, и Мэгги опустила руку.
– Что ж, иди наверх, – вздохнула она. Наблюдая за Эбби, которая поспешила наверх, Мэгги вспомнила другую девочку, проводившую дни и ночи в одиночестве, отгородившуюся от всех на маленькой канзасской ферме… «Неужели тетя Виллона тоже иногда чувствовала себя такой же беспомощной и преисполненной жалости?» – потрясенно подумала Мэгги.
А наверху, спрятавшись в своей комнате, плакала Абигейл. Это несправедливо! Несправедливо, что мама умерла и она заняла ее место. Мэгги ненавидит ее! Но она ненавидит эту чужую женщину еще больше! Лучше бы она умерла!
Ее маленькое личико сморщилось, злые, безутешные слезы бежали по щекам.
В последующие несколько недель Сэм Холкомб почти ежедневно показывал Дотти Мей ранчо и долину. Его не взяли в объезд, чтобы женщины не остались одни на все долгое лето. Если ему это и было не по душе, вида он не показывал и относился к Мэгги и Дотти Мей с полным уважением и даже иногда, поборов стеснение, обедал с ними.
Весенние дни проходили спокойно, наполненные миром и красотой. Для Дотти Мей поездка оказалась долгожданным отдыхом после шумной суеты в салуне, который она ненавидела.
– Почему ты не уйдешь? Найди себе какую-нибудь работу в Уэйко. Я уверена, что на свете существует много вещей, которые ты умеешь делать, – затеяла Мэгги разговор как-то после обеда, когда свинцовые облака закрыли небо и превратили пыль в прерии в потоки грязи, заставив женщин и детей сидеть дома.
Дотти Мей покачала головой:
– В Уэйко все знают, что я девушка из салуна. Меня никто не наймет на другую работу. Считают, что я недостаточно респектабельна.
– Тогда приезжай в Бакай. Здесь никто не знает, чем ты занималась. Начнешь все сначала. Давай поищем, может быть, для тебя найдется место в редакции газеты или в универмаге.
Дотти Мей все еще сомневалась.
– Лилиан будет по мне скучать, она любит «Счастливую звезду». Она постоянно твердит мне, что я должна расслабиться и наслаждаться жизнью, но я не могу. А вот ей все это нравится – смех, выпивка, флирт с мужчинами.
– Но тебе-то не нравится! – Мэгги взглянула на нее через кухонный стол. – Ты сделана из другого теста, Дотти Мей, неужели ты не видишь? Каждый человек выбирает для себя дорогу в жизни, которая лучше всего подходит ему, – таково мое мнение.
– Ты счастливая. – Дотти Мей вздохнула. – Уверенно идешь по этой дороге и знаешь, куда она тебя приведет. А я боюсь сделать даже один шаг.
– Если бы Альма слышала сейчас твои слова, она прочитала бы такую лекцию, что у тебя бы уши заложило.
Дотти Мей закусила губу.