В ожидании зимы
Шрифт:
Долго молчала Цветанка, когда они пришли домой. Перебирала мысленно узоры Ивиного платка, тонула в шелесте вишнёвого шатра и содрогалась от звона свадебных колокольцев Нежаны. Хоть и покинул её сгусток тумана, но «второе сердце» внутри осталось, и оно подсказывало ей, что в помощники себе нужно взять волчью ночь…
По улицам бродило много кур, чьи хозяева погибли от болезни (хоть Гудок и считался городом, но хозяйства имелись у многих). Часто имущество полностью вымерших семей присваивалось соседями, а иногда и уцелевшие воры из шайки Ярилко находили, чем поживиться. Шагая по пустынной улице, Цветанка огляделась по сторонам. Убедившись, что никого нет поблизости, она принялась без особого зазрения совести ловить бесхозных птиц. Те носились, как угорелые, невысоко подлетая и всполошённо
Двух она тут же ощипала, выпотрошила и зажарила, накормив ребят, а третьей только вспорола живот и зашила туда тряпицу, смоченную остатками отвара яснень-травы.
«Что у тебя на уме?» – почувствовав что-то, забеспокоилась бабушка.
«Думаю, я знаю, как помешать жертвоприношению, – ответила Цветанка. – А завтра мы с тобой пойдём искать ту полянку с яснень-травой. Ты будешь мне говорить, куда идти, а я поведу тебя. Отыщем уж как-нибудь».
Бабушка заохала, но Цветанка сказала твёрдо:
«Бабусь, нельзя это так оставлять. Нельзя допустить, чтоб девчонок убили ни за что ни про что, потому что какой-то чокнутый старик обожрался мухоморов и вообразил, что несёт народу волю богини! Ни в какой гнев Маруши я не верю. Нам нужна яснень-трава, только она поможет! Муха, Конопатый и Кулёма должны были помереть уже давно, но, выпив отвара, до сих пор живы – вот во что я верю».
Когда стемнело, она прихватила с собой курицу с начинкой и выскользнула из дома. «Второе сердце» в её груди звало белого волка, а ноги несли в сторону Озёрного Капища.
Ночью это место выглядело ещё более устрашающим. Сухие ветви деревьев, будто чёрные кривые руки каких-то чудовищ, простирались над головой Цветанки, и в их переплетении ей мерещились причудливые очертания жутких харь с пустыми глазами и разинутыми ртами. Между стволами скитались зеленоватые призрачные огоньки, не находя покоя и не замирая подолгу на одном месте – будто души замученных жрецами жертв. Какие-то далёкие стоны, уханье, скрипы, треск – все эти звуки из непонятных, невидимых источников заставляли заледеневшую от страха Цветанку бежать быстрее. Какие твари тут водились, чем они питались? Может, и человечинкой были не прочь полакомиться? Она старалась об этом не думать, но всякий раз еле сдерживала крик ужаса, когда под ногой с громким треском ломалась сухая ветка.
Над капищем собралась целая стая таинственных огоньков, озаряя его мертвенно-зеленоватым светом и придавая ему колдовской и жутковатый вид. Но не само место поклонения тёмной богине было целью Цветанки: она присела на землю в стороне от него, за густыми кустами, закрыла глаза и стала мысленно призывать своего призрачного товарища. Волк явился на зов и сгустком холодного тумана ворвался ей в грудь, заставив выдохнуть струю морозного воздуха. Поднявшись на ноги, Цветанка открыла глаза… Страшный лес преобразился: мрак рассеялся, пространство меж стволами наполнилось зелёным и голубоватым сиянием, в переливах которого таилась своеобразная, холодящая красота. Расцвеченный таким образом лес уже не выглядел жутко, и Цветанка, как заворожённая, озиралась, обнаруживая вокруг себя множество удивительных существ, которые до сих пор были скрыты в черноте ночи. Какие-то жучки с совиными головами, ящерки с широкими зубастыми улыбками и кожистыми многослойными воротниками на шеях, сиреневокрылые змейки и совсем уж непонятные мохнатые зверьки с телом куницы, хвостом зайца и маленькими рожками, как у косули. Глазищи этих зверьков пугали своей человеческой разумностью. Вся эта живность продолжала заниматься своими делами, не проявляя к Цветанке никакого интереса.
Разглядывая это диковинное зверьё, Цветанка чуть не забыла, зачем сюда пришла. Положив на землю курицу и испуская ледяное дыхание, она попыталась ощутить в себе призрачного волка. Его передние лапы стали её руками, а задние – ногами; «второе сердце» ожило и забилось в тоске, а к горлу подступил болезненный комок, рвавшийся наружу воем. Напрягшись, горло издало совершенно нечеловеческий звук, от которого у самой Цветанки кровь застыла в жилах, а кишки превратились в глыбу льда.
Этим воем она звала Марушиного пса, обитавшего на капище. Днём, когда они приходили сюда с бабушкой, он проявил к Цветанке дружелюбие… Впрочем, нет – скорее, к призрачному волку, пришедшему к ней на помощь и вселившемуся в неё. Благодаря ему чёрный зверь чувствовал её как «свою», и Цветанке пришло в голову приманить его и угостить курицей с отваром яснень-травы. До жертвоприношения осталось совсем немного времени, и следовало что-то предпринять, чтобы чудовище не смогло убить и съесть девочек, которых волхвы собрались поднести ему, дабы задобрить его хозяйку – Марушу. Цветанка сама толком не знала, что станет с оборотнем, который отведает уничтожающей хмарь травы, но надеялась, что это будет для него достаточно губительно.
Её вой не остался без ответа: вскоре вдалеке послышался голос Марушиного пса – более грубый, чем у Цветанки, хрипловатый и низкий, чуть надтреснутый, с ноткой тревоги. «Иду к тебе», – уловило в нём её «второе сердце».
Бег оборотня был бесшумен: неуловимой тенью он скользил между деревьями, а его приближение Цветанка ощущала не слухом и не глазами, а нутром. Кто-то огромный и сильный мчался навстречу, гоня перед собой волну шепчущей и шелестящей жути, разрезая грудью пространство и искажая время… Цветанка застыла в тягучей пустоте, и даже огоньки вокруг неё неподвижно повисли в предчувствии.
Перескочив через кусты, зверь очутился перед Цветанкой – исполинский, взъерошенный, на длинных и стройных, мускулистых лапах. К яду ужаса, сковавшему Цветанку, неожиданно добавились новые чувства – восхищение и уважение. Зверь был великолепен в своей тёмной мощи, а его глаза наполнял чистый холод ночи. Сейчас Цветанка разглядела то, что днём от страха не заметила: морду зверя наискосок пересекал шрам, а правый глаз слегка косил.
Настала пора предложить ему курицу, но Цветанка обмерла так, что даже пальцем не могла двинуть. И это был не испуг, а какое-то иное оцепенение, тоскливое и удивлённое. В глазах чудовища светился не звериный, а человечий разум… Их покрывала серебристая плёнка боли на грани безумия. Понюхав курицу, оборотень оскалился, шкура на его морде собралась складками, и он чихнул, крутанув лобастой головой. Словно подкинутый какой-то силой, он перекувырнулся в воздухе, а приземлился уже в облике женщины с копной спутанных чёрных волос. Впрочем, некоторые черты зверя ещё оставались в ней: тёмная шерсть росла на щеках, когтистых кистях рук и ступнях, на спине также топорщился волосатый треугольник. Незнакомка совершенно не стыдилась своей наготы; под смуглой кожей бугрились мускулы, оплетённые толстыми шнурками жил, а пересечённое шрамом лицо, отталкивающе звероподобное, было искажено яростью.
«Ты что делаешь, маленькая дрянь? Воешь, как раненый детёныш, зовёшь на помощь, а сама отравить меня вздумала? – прорычала женщина-оборотень низким и грубым, почти мужским голосом. – Это подло!»
Могучие когтистые руки легко подхватили Цветанку под мышки, как тряпичную куклу, и затрясли так, что мозги в её мотающейся во все стороны голове едва не перевернулись вверх дном.
«Ты думаешь, я безмозглая тварь без души и сердца, которая только и мечтает, как бы сожрать побольше маленьких детей?! Барыка обманом приманил меня и околдовал, наложил заклятие… Вот, смотри! – На длинной сильной шее женщины темнело пятно, очертаниями похожее на отпечаток душившей её руки – ладонь и пальцы. – Я не могу покинуть это место, а он использует мою кровь, шерсть и мочу для своих проклятых снадобий. Ты представить себе не можешь, какую боль этот след причиняет! Он лишил меня свободы! Я как пёс, посаженный на цепь! Все видят во мне чудовище, а я человек! Человек, слышишь ты, глупая малолетка?!»
Отброшенная когтистыми руками, Цветанка упала на пружинящую подушку мха. Женщина-оборотень надвигалась на неё, скаля клыки и сверкая немигающим взором, но за маской ярости Цветанка чувствовала её боль – вернее, это призрачный волк внутри неё содрогался и выл во весь голос от сострадания. Рука сама протянулась и дотронулась до лица оборотня, ощутив ладонью щекотку от шерсти на смуглой щеке. Если бы не шрам и косящий глаз, женщина была бы хороша – яростной, дикой красотой, которая от прикосновения Цветанкиной ладони проступила сквозь искажённые звериным обликом черты.