В паутине южной ночи
Шрифт:
Она не рискнула бы так его напугать, потому что… Потому что он ни за что не простил бы ей такого, и она это знала. Она умела вовремя остановиться, его прелестная немка. Но тогда, неделю назад, когда на его глазах взлетела на воздух «Вольво», он бы все отдал за то, чтобы Эмма всего лишь разыграла его. Чтобы она выскочила из-за дерева, за которым пряталась, и, насмешливо глядя на него холодными, прозрачными голубыми глазами, сказала:
— Корнилов, ты опять попался! С тебя — та севрская шкатулка начала XIX века…
И он бы купил ей ее! Купил бы ей тысячу таких шкатулок, если бы она только осталась жива!
— Корнилов, настоящий раритет — это ты, — улыбалась она. — Только ты можешь так спокойно отзываться о произведениях искусства, шедеврах мировой культуры и сравнивать эти бесценные творения с какой-то недвижимостью!
— Какой-то, — ворчал Денис. — Не какой-то, между прочим! В семи километрах от МКАД охраняемый коттеджный поселок, рядом лес и озеро. И дом на две семьи, у каждой — свой вход. Зелень, клумбы, свежий воздух, и гараж — в доме!
Ему очень нравилось, что не нужно выскакивать зимой из дома и нестись галопом к машине. А потом мерзнуть в салоне, ожидая, покуда мотор прогреется. Еще хорошо, что в последние несколько лет у него хорошая иномарка…
А вообще гараж в доме — это мечта любого советского мужчины. Только Эмма, привыкшая к буржуазной роскоши, думала иначе. Ей не нужны были эти мечты советского мужчины. Гараж в доме и сам дом за городом ее ничуть не удивляли и не вдохновляли. Она детство и юность прожила со своими родителями, обеспеченными и уютными, и спокойно относилась к тем вещам, которые ценятся в нашем обществе: хорошая недвижимость, в том числе дачная, добротные машина, мебель, чтобы не хуже, чем у соседей…
Эмму серьезно интересовал только антиквариат. И Денис смел надеяться, что лично он тоже ее интересовал. Иначе она бы не вышла за него замуж. Не уехала бы из своей респектабельной Германии в сумасшедшую Россию. И не осталась бы здесь, с ним.
Хотя она и так не осталась…
Денис усмехнулся. Эмма бросила его. Оставила одного. Он расценивал это как предательство. А как иначе?
«В машине подтекал топливный насос. Вдобавок была пробита изоляция проводки. Ваша жена повернула ключ в замке зажигания, проводка заискрила, воспламенились пары бензина…»
Машина у них была общая. Но Денис на ней редко ездил. «Вольво» в основном пользовалась жена. Эмма всегда была аккуратна, по-немецки педантична. Она стабильно проходила техосмотры машины, как и сама обязательно два раза в год посещала всех врачей, включая стоматолога, для профилактики. Как же это, а?
После похорон Денис прямо с кладбища поехал на вокзал. А куда ему было ехать? Он не собирался устраивать поминки. Эмме бы это не понравилось. Она вообще терпеть не могла столь любимые русскими людьми застолья. А халявная выпивка на поминках приводила ее в ужас.
Поэтому, лишь только гроб с тем, что осталось от Эммы, опустили в землю, Денис повернулся и ушел.
А на вокзале купил билет на ближайший поезд. Ближайший шел в Адлер. Люди ехали на море, чтобы купаться, загорать и радоваться жизни. Денис ехал, чтобы как можно дальше уйти от действительности, уехать от нее.
Хорошо, что он уезжает через три дня. Иначе неизвестно, куда его завело бы это сумасшедшее, пьяное время. Вот и вчера он даже решился привести в номер женщину. Хотя разве кто-то может сравниться с Эммой, восхитительной, строгой, соблазнительной Эммой? Или все-таки может? Эта женщина — может?
Денис горько вздохнул и направился в ларек неподалеку. Денег, распределенных на три следующих дня, оставалось в обрез, и теперь он мог позволить себе лишь пиво или дешевую водку. Ничего дешевого, Денис не любил, поэтому остановился на пиве. Прихватив пять бутылок, он нашел ловко спрятанную лавочку в зарослях олеандра и уселся там, прямо напротив выхода из санатория. Со стороны его не было видно, а ему самому, в свою очередь, не хотелось никого видеть, хотя если повернуться, то выход из санатория прекрасно просматривался.
Когда он залил себе в горло третью бутылку «Сибирской короны», то вдруг обратил внимание на женщину, выходящую из здания. Это была именно та дама, которую он вчера привел в номер и потерпел сокрушительное фиаско, мгновенно уснув. Она что-то несла в Руке.
Денис сначала хотел было подойти к ней и объясниться, извиниться, наконец, но потом передумал. Что-то в облике женщины насторожило его, и он остался сидеть на лавочке, чувствуя сильный сладковатый запах олеандра. Денис вспомнил, что это растение считается ядовитым, и пожалел, что уже протрезвел для того, чтобы обглодать его ствол, засунуть в рот пригоршни розовых цветов и умереть, отравившись. И попасть на небеса к Эмме. Хотя нет, это Эмма на небесах. А он попадет в пекло, где черти будут жарить его на сковороде…
Она вытащила нож из тела и обтерла кровь простыней. Никакого удовольствия в том, чтобы убивать, нет. Говорят, что маньяки получают удовольствие от убийства. Если это так, значит, они больные люди, им надо лечиться. Ей не было приятно убивать. Мало того — она ненавидела эту часть своей работы. Именно так она и думала обо всем этом — как о своей работе. Она, как самка каракурта, убивает самца, с которым только что спаривалась. Только она — не паучиха, а человек. Несмотря на то, что женщина. Ведь мужчины считают, что человек — это мужчина, а женщина — это просто женщина. Получается, что женщина не человек…
Но в последнее время она чувствует свое сходство с самкой каракурта все сильнее, и сильнее. Отчего бы ей не почувствовать себя царицей Тамарой, той, которая за одну ночь любви лишала своих любовников жизни? Впрочем, понятно почему. Это сравнение ей не подходит. Она не царица, и делает это не из желания развлечься. Это во-первых. И, если уж быть честной до конца, Тамара предупреждала своих одноразовых возлюбленных, что наутро им уготован кол. Или как там их убивали? А она никого не предупреждает. Правда, и не поощряет. Мужчина сам лезет в эту ловушку, она всего лишь наблюдает, как он гибнет. Ну, и помогает ему, конечно, — погибнуть.