В плену Левиафана
Шрифт:
Но поступить так означало бы испугать ни в чем не повинных Аннету и Эрика. Лишить их маленьких детских радостей: надувного батута, качелей с лошадками, фонтанчика с забавной овечьей мордой. А Эрик нацелен именно на фонтан: в руках он несет бумажный кораблик.
Нет-нет, Алекс не будет беспокоить ни близнецов, ни их мать. Каждый должен заниматься своим делом: старики — умирать, а дети — запускать кораблики в фонтан.
В позе старика не было ничего неестественного, на лице застыло выражение покоя и сосредоточенности. Никакого намека на страх перед неизбежностью конца, перед его внезапностью. Более того, вид у мертвого синьора Тавиани был торжественный: седые волосы аккуратно расчесаны на пробор, черные туфли начищены до блеска, из пиджачного нагрудного кармана торчит уголок кружевного платка. Край темно-синего галстука аккуратно
Ну конечно, это была та самая рубашка, которую Алекс продал сторожу только вчера. О каком особом событии говорил синьор Тавиани?
Неужели о встрече с собственной смертью?
Похоже на то. Правда, Алекс не совсем понимает, как можно заранее ее запланировать, но у синьора Тавиани уж точно есть особые привилегии: та часть его жизни, что прошла на глазах у жителей К., связана с местным кладбищем. С мертвыми. Наверняка они встретились где-нибудь поблизости — смерть и синьор Тавиани. Перекинулись парой слов о погоде, о тумане в горах (он не покидал окрестности всю весну), о мелких городских новостях и эпохальных событиях вроде открытия Центра скалолазания. Беседа была мимолетной, ни к чему не обязывающей, но смерть и синьор Тавиани чрезвычайно понравились друг другу. И договорились о новой встрече — обстоятельной.
Вот она и заглянула к нему на огонек.
Несмотря на общую благостность картины, что-то беспокоит Алекса. С туфлями синьора Тавиани все в порядке (на них нет ни единого пятнышка), пиджак и брюки, несмотря на старомодность фасона, выглядят добротно, галстучный узел завязан со знанием дела, о рубашке и говорить нечего — Алекс сам ее подбирал.
Но вот то, что находится непосредственно над воротником… Темно-красная полоса на жилистой стариковской шее! Вот он, источник беспокойства, — полоса! Полоса начинается точнехонько под правой скулой, пересекает кадык и заканчивается под левой, образуя окружность. Беспокойство Алекса сменяется страхом — уж не удавила ли синьора Тавиани заглянувшая в гости смерть? Не прошлась ли косой по его горлу, кажется, атрибут смерти — именно коса.
Или что-то еще?
Об удавке Алексу ничего доподлинно не известно. Очень осторожно, стараясь не потревожить мертвого, он проводит пальцем по полосе: ощущения рубца не возникает. Остается лишь послюнить палец и снова приложить к шее синьора Тавиани, что Алекс после некоторых колебаний и делает. Полоса тотчас же теряет свой безупречный вид, а на подушечке пальца появляется красное пятно. Это не кровь, а следы от туши или фломастера.
Скорее всего фломастера, учитывая легкий спиртовой запах. Такие нелепые игры в раны и кровь больше свойственны мальчишкам, а не старикам. Пятилетнему Эрику, а никак не синьору Тавиани, которому вот-вот стукнет девяносто. Рисованная полоса несколько принижает торжественность момента, переводит смерть из разряда драмы или даже высокой трагедии в плоскость водевиля. Подобное положение дел кажется Алексу неправильным, и он решает избавить шею синьора Тавиани от дурацкой компрометирующей полосы. Через несколько минут операция по очистке успешно завершена, правда, носовой платок, вытащенный Алексом из кармана мертвеца, оказался безнадежно испорченным. Но вряд ли кто-то озаботится платком, когда речь идет о кончине старейшего жителя К. Остается слегка подтянуть галстучный узел и — все.
Готово.
Синьор Тавиани стараниями Алекса вновь превратился в благообразного старца и полностью готов ко встрече с представителями полиции, которые должны констатировать его смерть. Заодно нужно поставить в известность кого-то из врачей, синьора Фреддури, к примеру. Он живет в нескольких кварталах от старика, и его присутствие совсем не помешает.
…Последующие события развивались довольно рутинно: вызванный Алексом синьор Фреддури (врач общей практики) констатировал смерть от сердечного приступа. Вызванные синьором Фреддури представители полиции коротко допросили Алекса. В ходе десятиминутной беседы Алекс почему-то не упомянул об истинной причине визита (запонках из арабских монет). Он сообщил синьору Виладжо, лично снимавшему показания, что заглянул к старику, чтобы вернуть пять евро.
— Что еще за пять евро? — удивился синьор Виладжо.
— Долг за вчерашнюю покупку. Синьор Тавиани вчера купил у меня рубашку за тридцать пять евро. И дал две купюры по двадцать евро. Сдачи у меня не было, и мы договорились, что пять евро я занесу ему сегодня. Я пришел и увидел все это… Что мне делать с пятью евро?
— Положи их обратно в кассу, а лучше — купи цветов на эти деньги. Выразишь таким образом почтение к покойному, — после небольшой паузы посоветовал Алексу синьор Виладжо. — А деньги старику больше не понадобятся.
После этого Алекс был отпущен на все четыре стороны. Он вернулся в магазин и до конца рабочего дня размышлял о смерти синьора Тавиани, а также о красной полосе, которая была им уничтожена. Правильно ли он поступил, стерев фломастер? Наверное, правильно, ведь таким образом он защитил старика от ненужных пересудов. В К. годами ровным счетом ничего не происходит, и на любое микроскопическое событие жители набрасываются, как голодные собаки на кость. Смерть микроскопическим событием не назовешь, ее обстоятельства все будут рассматривать едва ли не под лупой. И кривотолков, связанных с полосой на шее покойного, избежать не удастся. Синьору Тавиани припомнят и нелюдимость, и обособленное существование, и прошлое, в котором был подъем на гору, к убитым альпийским стрелкам.
Нет, Алекс все сделал правильно.
Другое дело — запонки. То, что совершил Алекс, можно назвать банальным воровством. Он прикарманил вещь, ему не принадлежащую, но тут стоит вспомнить мудрое изречение синьора Виладжо: «Деньги старику больше не понадобятся». С некоторой натяжкой это можно отнести и к запонкам, ведь они склепаны из монет.
Успокоив себя таким образом, Алекс переключился на мысли о предстоящих похоронах: наверняка в ближайшие дни все будут говорить только о них. И Алекс автоматически станет героем дня, вторым по значению после главного ньюсмейкера — синьора Тавиани. Ведь это он обнаружил тело! Во второй половине дня к нему уже заглянуло несколько человек. Но вовсе не для того, чтобы прикупить рубашку или галстук: в основном все жаждали подробностей, а изложить их можно было за минуту. Что Алекс и делал, раз за разом повторяя унылую историю про пять евро, никого она особенно не вдохновила. Вдохновляло другое: сам синьор Тавиани. До сих пор Алекс считал его малоприметной личностью, не самой выдающейся деталью городского пейзажа, но оказалось, что это далеко не так. Смерть сторожа самым неожиданным образом высветила его жизнь, в которой был и неожиданный отъезд из К., и такое же неожиданное возвращение.
Трое из пяти посетителей поведали Алексу, что синьор Тавиани в молодости служил в местной полиции. И был тем самым далеким предшественником синьора Виладжо, кто положил под сукно дело об убийстве альпийских стрелков. Еще двое прояснили подробности: именно синьору Тавиани принадлежало окончательное решение об их посмертной судьбе. Именно синьор Тавиани решил не спускать трупы в долину, а похоронить их на плато. Неизвестно, пошел ли он на поводу местных жителей, не желавших принять на своем кладбище чужаков, или сам инициировал такое к ним отношение. Но факт остается фактом: солдаты остались на плато. А синьор Тавиани возглавлял полицию еще два года и за это время проявил себя высококлассным специалистом: раскрыл несколько преступлений, связанных с кражей скота, обнаружил в горах беглого эсэсовца, перекрыл канал нелегальных поставок красной ели. Ему прочили перевод в Тренто, но из К. синьор Тавиани неожиданно исчез, а на новом месте службы так и не появился. В те времена он был необремененным семьей молодым человеком, успел похоронить мать, а других родственников у него не было. Так что хватились его не сразу, а лишь тогда, когда из полицейского управления Тренто прибыл нарочный с предписанием: синьора Тавиани ждали в центре провинции, но на распоряжение ведомственного руководства он наплевал.
Синьор Тавиани слыл честным и бескомпромиссным полицейским, самой настоящей грозой правонарушителей, но врагов у него не было. Оттого и решили, что он просто уехал куда-то в более людные места, хотя Тренто язык не повернется считать безлюдным, да и продвижение по службе ему было обеспечено. Поговаривали даже, что он эмигрировал в Америку и дослужился до больших чинов в ФБР, но в отсутствие достоверных фактов вечно чесать языки нельзя.
Синьора Тавиани позабыли, как и мрачную историю с альпийскими стрелками, но лет через тридцать пять — сорок после исчезновения он сам напомнил о себе.