В плену огня
Шрифт:
— Ты необыкновенная, Ксания, — шепчет Натан, и я улыбаюсь.
Он горячий. Очень горячий. И прежде чем успеваю опомниться, НК подаётся ко мне и мягко обхватывает лицо ладонями.
— Тихо, Ксани, — говорит, видя, что я, запрещая, покачиваю головой. — У меня мало времени, а я должен сказать.
В его движениях нет наглости, от которой хочется немедленно вырваться из рук и сбежать, но кожей я чувствую, что обжигающий жар его тела — это не жар Андриана. Другой. Чужой. А серьёзный, неожиданно не путающийся в словах Натан трепетно спрашивает:
— Как ты относишься ко мне, Ксания? Впрочем, нет. Не говори. Я и так знаю. Но ответь себе на вопрос: почему ты идёшь замуж за Адди? Есть ли у тебя на то чувственные женские причины? Я вижу, что он заставляет тебя. А я…
С каждым словом Натан, распаляясь, говорит всё горячее, в глазах огонь, и я понимаю, что сейчас он скажет непоправимое.
— Нельзя, — холодею, но он как не слышит.
— Мне тяжело соперничать с братом. Морально тяжело. Но я сделаю это, потому что ты достойный стимул.
— Вы братья!
— В борьбе за любимую девушку скидок на родство нет.
У НК такое выражение лица, что мне его безумно жаль. Отступив, судорожно озираюсь по сторонам, и Натан усмехается.
— О нём думаешь, да? — голос мужчины сипл и неузнаваем. — Ждёшь, что сейчас выйдет?
— Я…
А Натан вдруг стремительно подскочил, вновь обнял моё лицо ладонями и начал лихорадочно целовать. Лоб, подбородок, скулы, щёки — он покрывает лицо жадными поцелуями. Всё, не касаясь губ, потому что мне неуловимым образом удаётся уворачиваться, и мои губы ему не достаются. Натан как в бреду, но вряд ли он это осознаёт.
— Ксания, Ксания, — болезненно шепчет он между прикосновениями губ к лицу, сходя с ума. — Почему именно он? Почему Андриан?
Горячие прикосновения становятся требовательными. Натан сильно прижал меня к себе, притискивая, почти как Андриан. Словно перешагнув некую черту, он не может остановиться. Он жаждет большего! А мне вспоминаются другие мужские объятия.
— Натан… Натан… — шепчу, упираясь ладонями в крепкие плечи. — Ты с ума сошёл!
— Да, Ксания, да. Кажется, да… — отвечает он прерывающимся голосом, поглаживает меня по голове. — Давай сбежим! Уедем в Австралию. Мы будем жить там вдвоём, хорошо жить, душа в душу, потому что подходим друг другу, и я обязательно сделаю тебя счастливой. — Добравшись до мочки уха, НК обжёг меня горячим дыханием вместе с поцелуем. — Учти, я отбиваю тебя сейчас у Андриана и хочу, чтобы ты понимала это. Заберу и никогда не отдам!
Я вздрогнула на слове «никогда». В памяти перечёркнутыми возникли взгляд Андриана и то, как он меня целовал. Сердце ухнуло в пропасть, и НК сразу это почувствовал.
— Не хочешь, да? — почти простонал он. — Ты всё-таки влюбилась в него? В такого… — он запнулся.
— Натан, ты замечательный друг…
НК отшатнулся от меня. Запустил пальцы в волосы, с силой провёл руками по голове, сбрасывая напряжение. Добрый, милый, не сдающийся, упрямый, но никак не воспринимаемый мной больше, чем товарищ Натан. Мне хочется плакать. Он играючи вёл меня в танце. Жизнь с ним тоже была бы такой: лёгкой, безоблачной, но обманывать и обманываться не могу. Не давать необоснованных надежд. Не надо…
Со стыдом шепчу об этом парню, понимая, что властный, неулыбчивый, гордый Андриан совершенно его затмил.
— Насколько всё было бы проще, если… — договорить не могу. Ком в горле.
Натан тяжело вздыхает. Мне заметно, насколько трудно ему взять себя в руки, но он справляется. Отошёл от меня на крохотное расстояние, смотрит серьёзно.
— Ксания, пообещай мне кое-что, — наконец говорит он.
— Да, конечно! Всё, что угодно! — пылко заверяю я, так как мне перед ним стыдно. Натан смеётся, но смех его горький.
— Поосторожнее с обещаниями, Ксания, поосторожнее. Я ведь и… — Он тяжко вздыхает. — Обещай, что если Андриан обидит тебя, то я буду первым, к кому ты придёшь за помощью и всё расскажешь.
В это время в дверях появляется Андриан. Его взгляд упирается в наши фигуры, очень близко стоящие, надо сказать. Останавливается на моих нацелованных щеках, и мне кажется, что он прекрасно понимает, почему они пылают. Алмазов мрачнеет. Нет, даже не так. Его лицо страшно темнеет, словно из бездн ада поднимаются тучи. Руки сжимаются в кулаки. Он очень страшен сейчас, а Натан с вызовом прищуривается и расправляет плечи.
Андриан
Всегда знал, что за свою женщину буду биться до последнего. Драка жестокая. Мы с НК бьём от души, у нас много друг к другу накопилось и почти не слышим криков Ксании, умоляющей остановиться. После очередного удара потекла первая кровь. НК сплюнул на землю тонкую струйку, вытирая разбитые губы, но я недолго испытывал за себя гордость. Его ответный удар рассёк мне бровь, и тёплая липкая жидкость залила глаз, стекая по щетине и капая на рубашку.
— Ты конченый урод, Андриан! — зарычал Натан, в кои-то веки называя меня правильно.
Должно быть, это степень его бешенства так выражается. Но я тоже зол. Выйдя на террасу и увидев такую красивую Ксанию — вся её тоненькая фигурка напряглась, как струна — я сразу понял, что между этими двумя состоялось объяснение. А может быть и не только. Могу только гадать, как далеко они зашли. Как бы не злился, признаю: Натан — достойный соперник. И когда он не отвёл глаз, наше молчаливое столкновение переросло в настоящую драку. И да, я понимаю, что НК имеет в виду, называя меня уродом. Он предельно ясно обозначил свою позицию ещё в наше первое столкновение в кабинете, но я не сдаюсь. Горю… Точнее уже сгораю.
— Андриан, Андриан! — Ксания пытается удержать меня, хватает за руки, не пуская драться, а мне кажется, что так она защищает НК.
— В машину, Ксани, — рычу я, отмахиваясь от неё. — Сначала убью этого аборигена, а потом поговорим!
Мы с Натаном на равных. Снова обмениваемся ударами, нанося друг другу повреждения. Тяжело дышим. На террасе всё разнесли основательно.
— Ты целовал её! — в ярости обвиняю, забывая о собственном недавнем приказе.
И это я не спрашиваю. Утверждаю.