В плену твоих лап
Шрифт:
— Девочки, времени нет, по коням, — Влад наиграно строгим голосом прервал нашу болтовню. — Груз на борту, вертушка готова, наши туристы горят желанием встретить самого большого медведя, так что нам пора в путь,
— Лисенок, ты ничего не скажешь о наших гостях? — Василика внимательно посмотрела на меня.
Пока я вытаскивала из кармана вельветовых штанов два смятых рисунка, надеялась, что родственники изменят планы, особенно когда Влад, расправив бумагу, посмотрел, нахмурился и спросил:
— Ты уверена?
— Дед, ну ты же сам знаешь выкрутасы моего дара. Ваш дорогой Абдулваххаб найдет
— Неужели он смерти ищет? — удивилась Василика. — Вот же непредсказуемые люди…
— Не знаю, здесь место и момент, который его осчастливит больше жизни, — вздохнула я. — Вы предупреждали, что тайга не городской парк, там бродят настоящие медведи, не желающие быть охотничьим трофеем?
— Страховку они оформили в иностранной компании, — задумчиво произнес Влад. — Я выяснил, что эмир неизлечимо болен раком. Вероятно, умереть в бою с сибирским мишкой для него действительно счастьем станет. И гордостью… посмертно.
— Ладно, учтем. А с остальными как? — поторопила Василика. — А то потеряем сразу всех клиентов в тайге — потом хлопот не оберемся, доказывая, что не виноваты. Лишнее внимание нам ни к чему.
Мы дружно молчаливо согласились: любое внимание для нас чревато слишком нежелательными последствиями.
— Второй рисунок для молодого, которого зовут Рагибом. Но он свое счастье встретит не на просторах Сибири. Видите, ковры и красотка в абайе…
— Значит, проблемы только с одним будут, — подвел итог Влад.
Я пожала плечами, мой дар слишком специфичный и, по-моему, абсолютно бесполезный. Рисовать я полюбила с детства, и временами мое увлечение походило на одержимость. И только со временем, когда подросла и научилась работать карандашом и кистью более-менее прилично, совершенно случайно начала прослеживать закономерность.
Иногда, после встречи с кем-либо знакомым или нет, у меня возникали видения, которые нестерпимо тянуло запечатлеть. Выходили странные рисунки, ненормальные для ребенка, видевшего в жизни, на экране и в книгах еще не так много, даже с учетом воображения. А на клочках бумаги, салфетках и альбомных листах карандашами, мелками и красками, буквально попавшимися под руку, я изображала незнакомые места, городские улочки, комнаты, чужие лица, мужские или женские. И всегда фиксировалось время — на наручных часах, на городской ратуше. В общем, я «видела» место, время и действие или обстоятельство, когда человек мог встретить свое счастье. Не каждый же способен распознать в другом свою идеальную половинку: внешность не та, город чужой, а может и целый континент…
Вот так я и предсказала парочке наших знакомых удачную минуту и место встречи со своим счастьем. Как ни удивительно, чудо свершилось — пары обрели избранников. Слухи обо мне быстро поползли по городу, потянулись страждущие одинокие люди, но вскоре я стала посмешищем. Сам по себе запечатленный момент не давал полной картины, потому что не известно, в какой день, какого месяца и года произойдет сие долгожданное событие. И где конкретно вожделенная квартира, улица или снежная вершина, предназначенная для встречи влюбленных — пеших ли, конных, на горных лыжах. Или где заядлый игрок получит заветный куш, а тщеславный обретет славу. Я не знала, куда конкретно или хотя бы приблизительно им бежать за своим счастьем.
И ярким примером тому «рисунок персонального счастья», что пылится у Анфисы уже год, увидев который, она испуганно вздрогнула. И было от чего: заштрихованный черным углем альбомный лист с парой желтых, яростно горящих огоньков. Хотя счастье каждый понимает по-своему, в частности, пожилой эмирец, вероятно, найдет его в смертельной схватке со зверем. И лишь подсвеченный циферблат в уголке того самого рисунка радовал мою любимую тетушку. В два часа ночи она точно на улицу нос не высовывает. А теперь и подавно.
— Родная, выход за тобой, я пошел, — Влад шлепнул жену чуть пониже спины и легкой упругой походкой направился к вертушке. Никто и никогда не дал бы этому молодому, крепкому мужчине сто восемьдесят семь лет, даже в шутку.
Все пассажиры уже разместились внутри, их сопровождающий помахал нам рукой из люка, мы втроем привычно сели в машину, где Василика быстро разделась перед трансформацией.
Влад зычно крикнул:
— Васька, ко мне!
— Раскомандовался, — буркнула недовольная «собачьим» сокращением своего имени Василика и сменила ипостась.
Аня выпустила из автомобиля мать, принявшую облик темной, почти черной волчицы, и та потрусила к вертолету.
Да, в нашем современном прогрессивном мире живут оборотни, и я, и моя семья имеем к ним прямое отношение. Влад и Василика — мои дед и бабушка, а выглядят ненамного старше внучки. Они всегда работают вместе, потому что неразлучны. Оборотень, обретший пару, и дед, конечно же, в том числе, в принципе не способен оставить ее больше чем на день, а влюбленный — и подавно.
Волчица, подбежав к ожидавшему ее мужчине, преданно потерлась о него боком, вызвав улыбку, полную нежности. Он что-то крикнул в салон вертолета, видимо там охрана эмира обеспокоилась при виде грозного зверя. А ведь несколько минут назад горячие арабы плотоядно рассматривали Василику, и нас с Аней тоже.
Благодаря внешнему сходству, нас считают сестрами, чем мы непременно пользуемся, когда вынуждены менять место жительства. Что нам приходится делать постоянно, во избежание подозрений из-за отсутствия возрастных изменений.
В Усть-Лим мы перебрались десять лет назад, когда я еще походила на тщедушного щенка, как ласково говаривал дед, или жеребенка-стригунка, как посмеивалась бабушка. Первая трансформация у меня прошла только в двадцать лет. Родня втайне переживала, опасалась, что оборота вообще не произойдет по той причине, что я — полукровка, которых почти не бывает. Дед слышал лишь о десятке подобных случаев. Значит, я исключение из правил.
Причем, исключительность пришлась не в мою пользу. Ребенком я была слабеньким и худеньким, взрослела слишком долго, половое созревание наступило в двадцать лет, тогда-то и оборот первый случился. Оборотни живут долго, обладают невероятной живучестью и регенерацией, а после первой трансформации, происходящей с началом полового созревания, становятся почти бессмертными. Именно поэтому до двадцати лет надо мной постоянно тряслись. Даже в первый класс я пошла запоздало, в восемь лет, чтобы не выглядеть совсем малышкой среди ребятни.