В подполье можно встретить только крыс…

Григоренко Петр Григорьевич

Но я не торопился с телеграммой. У меня был другой план. Я хотел попытаться возродить Бугульму, используя сэкономленное время. В чем здесь было дело? Эту точку ошибочно посадили ниже проектного уровня. В результате трассы двух амбразур упирались в проходящее перед ними небольшое возвышение, в 20–50 метрах, а из третьей можно было стрелять на расстояние около 100 метров. Чтобы дать всем трем амбразурам нормальный обстрел, надо было убрать около 5000 кубометров земли. По той же причине (низкая посадка) боевые отсеки и колодец для фильтров оказались затопленными грунтовыми водами. Чтобы осушить сооружение, надо было понизить уровень грунтовых вод не менее, чем на 2,5 метра. Вот на эти работы я и бросил весь батальон, после того, как были приведены в боеготовность все остальные сооружения.

Снять и переместить грунт в пределах рабочей площадки, т. е. не более чем на 100 м, дело при современной

технике не столь уж большое. Но в тех условиях, когда не было даже простейших бульдозеров, когда все делалось при помощи лопаты и тачки вручную — одной только живой силой — это была работа огромная: на каждую работающую единицу приходилось около 50 кубометров. Это, как минимум, полтора месяца работы. Понижение уровня грунтовых вод тоже было делом не простым. С планировкой мешавшей нам возвышенности, мы справились отлично. Предварительно снявши дерн, переместили землю в расположенные рядом ямы, котловины, лощины и затем все снова тщательно задерновали. Мешавшей огню возвышенности, как не бывало. Все амбразуры могли вести огонь во всем секторе на полную дальность. После проведенной маскировки исчезала с глаз и сама Бугульма. Именно в связи с низкой посадкой, ее оказалось очень легко замаскировать под скат высоты. Даже в 100 м. от нее трудно было заметить признаки нарушения естественного состояния местности. Кстати, руководил работой по маскировке Бугульмы единственный из начальников циклов — начальник маскировочного цикла, которого в виду отсутствия работы по маскировке на участке Целуйко, последний согласился передать в мое распоряжение. Но это была огромная помощь мне. Хазанов выполнил маскировку отлично. Неудача постигла нас только с понижением уровня грунтовых вод. Сколько мы не бились, больше чем на 1 метр 4 сантиметра снизить этот уровень не удалось. Боевые отсеки от воды освободились. В них было сухо, но фильтро-вентиляционный колодец был заполнен водой до краев. Несколько слов об этом колодце. При проектировании типовых оборонительных сооружений, фильтро-вентиляционная система не была предусмотрена. Но когда железобетон уже был уложен во всех западных УР'ах, вспомнили об этой системе. Кинулись к проектировщикам и те быстро нашли выход: предложили построить рядом со входами в сооружение колодец для установки в нем фильтров. На вполне резонное замечание практиков, что незащищенные бетоном фильтры будут выведены из строя в первые же минуты после начала артиллерийского обстрела противника, проектировщики ответили, что по теории вероятности, в заглубленные и расположенные на необстреливаемой прямым огнем стороне сооружения, фильтры могут быть поражены лишь как исключение.

Удобная вещь наука. С ее помощью можно оправдать все, что угодно. С помощью науки «доказано», что вода, сбрасываемая в Байкал с целлюлозного комбината, так здорово очищена, что лаборант пьет ее перед кинокамерой и утверждает, что уж Байкалу-то она, тем более, повредить не может. Но не слишком ученые люди наивно спрашивают: «Если вода так чиста, то зачем бы целлюлозникам отдавать ее Байкалу? Устроили бы закрытый цикл и всем спорам конец». Но тут наука молчит.

Молчала она и в связи с вопросами практиков о надежности вынесенной из огневой точки фильтро-вентиляционной системы. А нам на Бугульме она вообще ничего не говорила. Нам поставить фильтры было некуда. Хоть сверху покрытия ставь. И вдруг, как-то вечером, уже лежа в постели, Алеша Глушко, руководивший работами по понижению уровня грунтовых вод и очень переживавший то, что не смог осушить фильтро-вентиляционный колодец, обратился ко мне: «Пэтро! А що, як мы внэсэмо фильтры в одиночный бойовый отсек?. Я что-то хмыкнул недовольно. Вроде того — несешь, мол, чепуху.

Но он продолжал настаивать. Все равно, мол, эту точку считали погибшей. А она живет. Но в условиях применения отравляющих веществ она без фильтро-вентиляции ничего не стоит, т. е. гибнут все три пулемета. А мы займем одиночный отсек и два пулемета будут полноценными. А может и третий, когда будет туго, постреляет хоть и в стесненных условиях. Я еще возражал, спрашивая, как воздух подвести, но ответ напрашивался сам собой — через то же отверстие, через которое он подводился и с фильтро-вентиляционного колодца. И я все больше заражался Алешиной мыслью. Чуть свет мы поднялись и я отдал распоряжение везти фильтры на Бугульму. За фильтрами вскоре отправились и мы с Алешей. Внесли фильтры в боевой отсек. Установили в угол. Получается, ведению огня не должны мешать. Надо было проверить. Приказал привезти пулемет. Установили. Начали действовать. Фильтры ведению огня не мешают. Решаю: установить фильтры на постоянно.

Только после этого я послал телеграмму Померанцеву. Через несколько дней прибыли гарнизоны на

все огневые точки и приехал Померанцев. Началась проверка боеготовности. Большинство точек посетил сам Померанцев. Остальные проверили офицеры его штаба. Кроме того он выслушал всех начальников гарнизонов ДОТ. Настойчиво доискивался недостатков. Но гарнизоны давали отличную оценку. Померанцев был явно доволен, удовлетворен. Примерно в половине дня наш путь пролег мимо Бугульмы. Померанцев, уже утомленный, сидел задумавшись. Но вдруг как бы очнулся и вскрикнул, обращаясь к шоферу: «А ну, стой…» Тот остановился. Померанцев вышел из машины, осмотрелся и удивленно спросил: «А где же Бугульма?»

— Вот она. — Указал я на находившуюся примерно в 150 метрах от нас точку.

— Где?

— Да вон же она. Вон!

— Вы что же ее замаскировали? Зачем трудились. Все равно без толку. Стрелять у себя под носом. Стоит ли ради этого вкладывать столько труда в маскировку (Бугульма до того замаскирована не была).

— Мы обстрел увеличили. Давайте зайдем посмотрим. Может и не надо «под четыре угла»? Может она какую-то пользу принесет?

И мы пошли. Без его ведома гарнизон был вызван и в эту точку. Едва Померанцев шагнул в первый боевой отсек, как вскрикнул: «Сухо!» Затем он занялся проверкой секторов обстрела и у каждой амбразуры вскрикивал: «Великолепно! Так полная же дальность на весь сектор!» Он так расчувствовался, что не командирскую благодарность высказал, а вскрикнул: «Спасибо», — и обнял меня.

— Тут моей заслуги немного, товарищ комендант, — сказал я. — Это работа Глушко и Хазанова.

— Эту работу ни вам, ни им я не забуду, — сказал он и пошел к выходу. Шагнув за порог, он вдруг обратил внимание на заполненный водой фильтро-вентиляционный колодец.

— Да, жаль, что не удалось осушить и его. Такая прекрасная огневая точка и без фильтровентиляции.

— Нет, фильтры мы поставили. Временно, конечно. Я хотел, чтобы вы посмотрели и приняли решение.

— Где же фильтры?

— В одиночном боевом отсеке.

— А как же я не видел?

Что я мог ответить? Видимо, увлекшись секторами обстрела, в условиях многолюдья — на небольшой площади — 5 человек гарнизон, мы двое и адьютант коменданта. Людей полно. За ними, очевидно, и не обратил внимание на что-то стоящее в углу. Теперь он вернулся специально за этим. Осмотрел фильтры, систему нагнетания и отсоса, поработал за пулеметом. Потом повернулся ко мне и, посерьезнев еще больше, спросил:

— Да вы понимаете, что вы сделали? Теперь эта точка лучшая в Советском Союзе. Вы ее сделали боевой, а все остальные не боеготовны в противохимическом отношении. Фильтры, находящиеся за пределами точки — не фильтры. Я знаю, вы собрались уезжать. Но я вас не отпущу. С завтрашнего дня в самом срочном порядке переносите все фильтры из колодцев в сооружения. Доложите об исполнении, тогда и будем думать об отъезде.

Через несколько дней приехал Загорулько и с ним Васильев. Последний, по приятельски шутливо, но с какой-то долей горечи или зависти сказал:

— Ну, показывай, что ты натворил тут с фильтрами. А то наш хозяин жизни не дает. Все тобой хвастает.

Они осмотрели несколько точек, составили чертежи и уехали. Оказывается, Померанцев по всему УР'у приказал «взять фильтры под крышу» и послал соответствующее сообщение с приложением чертежей в Главное Военно-Инженерное Управление (ГВИУ) и в генеральный штаб.

Я закончил работу с фильтрами, но опять не уехал. Прибыл приказ о ликвидации моего подучастка и в связи с этим мне вверили весь участок. Целуйко уехал в Минск за новым назначением. Мне было поручено проверить все сооружения участка и сдать их в эксплуатацию. Уехали мы в Москву только в октябре. Почти 8 месяцев заняла моя последняя академическая практика. А результаты ее сказывались несколько лет.

При отъезде я был премирован восемью окладами начальника подучастка. Мне вдогонку была послана характеристика, какой я больше никогда не получал. Выглядел я в ней почти гением, если не больше. Я привез в академию и сдал на кафедру организации работ все три варианта графиков, подробный отчет об организации работ поточным методом, а также об организации снабжения и о контроле выполнения графика. Эти документы кафедра организации военно-строительных работ превратила в учебные пособия. Не знаю, где они сейчас, но последний раз, когда я был в этой академии (в 1954 году), этими пособиями еще пользовались. Кафедра увидела во мне «светило» организации работ и вознамерилась добиться моего оставления на кафедре, что никак не соответствовало моим намерениям и привело к конфликтной ситуации. Меня запомнил Померанцев и впоследствии оказал влияние на мою службу. И, наконец, преславная характеристика с производственной практики подложила мне «огромную свинью» с дипломной работой.