В поисках Аполлона
Шрифт:
Да, это был алексанор, бабочка тропического вида, считавшаяся вымершей в Средней Азии. Поймал его, собственно, не Игорь, а Стасик, но какая разница! Однако Стасик с тех пор с еще большей охотой помогал старшему брату.
Удача сопутствует увлеченным! Самых редких бабочек удавалось ловить Игорю Максимову, потому-то и рекомендовали когда-то московскому коллекционеру побывать у восьмиклассника. Уже став взрослым (относительно взрослым, конечно), в 22 года, Игорь открыл ту самую поляну, или склон, которую собирался подарить мне на будущий год. Там летало множество Аполлониусов, а главное, редчайшие алексаноры. Возможно, это единственная популяция красавцев парусников в Средней Азии. В свои поездки он теперь часто брал молодую жену, но, увы, она не слишком разделяла его увлечение. Он развелся с ней
– Нину свою я очень люблю, она просто прелесть! – темпераментно говорил он мне вчера. – Знаешь, как я бражника Киндермана поймал? Вечером было, здесь, в этой квартире. Какая-то крупная бабочка залетела на свет. Ну мало ли их по вечерам залетает! А Нина смотрит и говорит: смотри, это какой-то необычный бражник, такого у тебя нет. Смотрю тоже. Да нет, говорю, это же самый обычный, алекто. А она все равно: нет, это не алекто. Меня даже зло взяло: дай, думаю, поймаю, чтобы доказать. А то, понимаешь ли, получается, что яйцо курицу учит. Взял сачок, махнул… Господи, это же бражник Киндермана! Третий! Третий пойманный за всю историю в Вахшской долине! Можешь себе представить? Она лучше меня в бабочках разбирается, представляешь?
– Нина у меня ужасно везучая, – продолжал Игорь теперь. – Как с ней пойдешь, обязательно что-нибудь стоящее поймаешь. И главное, интересно ей, понимаешь? Не просто мне потакает, а самой интересно! Ты не смотри, что она у меня такая спокойная. Это просто потому, наверное, что я сумасшедший. Она меня хоть чуть-чуть сдерживает, это и хорошо…
Начались предгорья, бурые, выжженные солнцем холмы, бугры, скалы. Растительности почти не было, и все-таки на склонах кое-где осторожно паслись коровы, довольно обыкновенные буренки, которых, как и бабочку-репейницу, где только я не встречал.
И ощущался, все сильнее ощущался своеобразный колорит этих мест, дух здешней суровой земли, прокаленной, пропеченной, иссушенной солнцем. Диву даешься, как ухитряется существовать растительность в таких условиях, ведь подавляющее большинство дней в году склоны бугров открыты солнцу, сухому ветру, а в осенние ночи и зимой бывает еще и мороз. Однако растения упорно и дружно покрывают склоны, если на них есть хоть какая-то почва, и укореняются даже в щелях между камнями, в трещинах скал. И только в одном случае исчезает растительность: когда люди, не считаясь с законами природы, не думая о своем же будущем, слишком часто на одном и том же месте пасут свои стада. Перевыпас! Главная беда пустынь, сухих степей и предгорий. Природная, естественная, так сказать «географическая», пустыня – это вовсе не мертвая земля, она богата и флорой и фауной. Настоящая, мертвая пустыня – это результат необдуманной человеческой деятельности.
Какого же благополучия, какого совершенства достигла природа на нашей планете! – опять и опять думалось мне. Жизнь проникает везде, она не только здравствует – она постоянно развивается, количество форм не только не уменьшается, а, наоборот, растет. И долг человечества конечно же способствовать сохранению жизни во всяких ее проявлениях, наш долг искать не бездны, разделяющие людей и природные сообщества, а нити, объединяющие нас на прекрасной и, как оказалось, не слишком большой планете… Мои размышления прервал Игорь.
– Ну вот, а потом и белого сатира я поймал – тоже с Ниной, а всего девять видов бабочек удалось дописать в книгу Щеткина, – продолжал он тем временем, пока мы бодро шагали по жаре, плавно приближающейся к сорока (а на солнце и того больше). – Но многое, конечно, еще неизвестно. Тут чем больше узнаешь, тем меньше, оказывается, знаешь. Понятен каламбур? Вот пример с голубяночками маленькими, фрейерия трохулюс – мы их, может быть, встретим сегодня. Читаю в монографии: «…биология не изучена». Ага, думаю, значит, люди до тебя не смогли… Выясняется, что не встречали ни гусениц этой бабочки, ни куколок. Но они же должны быть! Как найти? Ну прямо обыскался на тех растениях, над которыми они обычно летают. Нету! А ведь интересно же узнать. Мало ли что
Слушал я Игоря с большим удовольствием. Удивительно, как одни и те же законы проявляются в любом увлечении человека. Интерес – познание – опять интерес – опять познание. И вширь, и вглубь, и без конца. И наполняется твоя жизнь счастьем. Счастьем значимости, уверенности в своих силах, периодическими открытиями, счастьем движения и развития! И ничто, наверное, так не объединяет людей, как именно это – общий интерес, общая жажда познания.
Конечно, любителям путешествовать в африканской саванне или в джунглях Южной Америки наш поход к Ущелью Глауконом показался бы совершенно не заслуживающим внимания. Ведь, покинув город Калининабад, мы даже не пользовались никаким видом транспорта. И шли мы всего лишь часа два, а вокруг даже не начинались ни бескрайние дикие прерии, ни экзотическая саванна, ни дремучие заросли хотя бы каких-нибудь полутропических тугаев. Сначала мы шли берегом реки Вахш, даже не самой реки, только что спустившейся с гор, а потому холодной и быстрой (Вахш в пере-воде с таджикского означает «неистовый»), – мы шагали по берегу водохранилища! То есть и здесь настигла нас искусственность пейзажа, «антропогенный фактор». Невдалеке тянулась узкоколейка… Потом были бугры, они становились все выше, и наконец вот оно, Ущелье.
– Смотри, – сказал Игорь. – Это здесь. Видишь летают? Это они. Глаукономы.
Правда, одну глауконому мы все же встретили, еще не доходя до Ущелья. И мне поначалу она показалась обыкновенной белянкой, ну если не капустницей, то репницей. Но при ближайшем рассмотрении я убедился, что по-своему она очень красива: с испода белые крылышки ее разрисованы лимонными жилками и отливают волшебно-призрачной розовостью, а с верхней стороны они снежно-белые – именно так: снежно, целомудренно! – и покрыты аккуратными черными пятнами. Но не в этом дело. Та, первая, не считается. Потому что главное – это Ущелье. Ущелье Глауконом. Тут-то и произошло чудо.
7
Помню я себя поздно. То есть ощущения жизни, которые появляются у человеческого существа, когда оно беспомощным младенцем приходит в мир, несомненно, были и у меня, но, видимо, их было так много и в неокрепшем мозгу возникала такая неразбериха, что нечто более или менее определенное начало отпечатываться в моей памяти лишь тогда, когда я прожил на этой планете уже лет шесть.
И большинство таких воспоминаний связано с лесом, травой, цветочками и букашками. Даже на вытоптанном участке детского садика я находил уголки, которые казались мне, очевидно, первозданными. Ведь и на самом деле: куст малины, к примеру, или спиреи, деревце тополя, уголок участка, где сохранилась трава, заросли бальзаминов, лопухов, мать-и-мачехи, да в конце концов просто крапивы или лебеды – это ли не кусочек живого мира, таинственными нитями связанного с каждым из нас?
Говорят, что в школах мудрецов в странах Востока учеников учили прежде всего внимательности, умению наблюдать и видеть. И был такой, например, экзамен. Учитель выкладывал перед учеником предмет и уходил на два часа, с тем чтобы за это время ученик как следует ознакомился с данным предметом, а потом рассказал учителю о том, что именно он увидел. Затем учитель приходил, спрашивал, опять уходил, оставляя ученика все с тем же предметом, и вновь приходил, чтобы ученик рассказал о нем что-то новое. И так несколько раз. И если внимательности и фантазии у ученика не хватало, считалось, что к дальнейшему учению он не готов.