В поисках Белой ведьмы
Шрифт:
– Почему избегает? Да просто из-за ее славы доступной женщины несмотря на все ее усилия развеять эту легенду. Она не думала стать богиней западных земель или воскресить расу богов. Но, как ты видишь, она – богиня и лекторрас – боги. В деревнях, то там, то здесь, начали поклоняться ей и ее белым отпрыскам. Поэтому теперь она извлекла на свет эту легенду и держится в стороне.
Затем она рассказала мне о том, что действительно удивило меня:
Карраказ больше не общается непосредственно ни с обитателями берега, ни со своей лекторрас. Только горстка из них, ее первых избранных, еще встречаются с ней лицом к лицу. Моя провожатая и Мазлек
– Она намеренно делает из себя загадку, – сказала Рессаверн, – потому что она намеревается освободиться от них, собирается покинуть гору и своих избранных, предоставив их урокам жизни. А как иначе их можно научить? Как еще она сможет стать свободной? – Ее бездонные глаза задумчиво смотрели на океан. Она произнесла:
– То, что было начато, стало глупой выходкой. Теперь она понимает это. Если продолжить, глупая выходка превратится в злую. А если не обращать внимания на злую выходку, то это будет хуже, чем сама злая выходка. Дело, которое начала здесь Карраказ из-за своего одиночества и необдуманной мечты, могло бы возродить тот самый ужас, который вселяла ее раса и благодаря которому была уничтожена. Потерянные были злые, подлые ублюдки. В них не было искры, не было души, а только бесконечная возможность Силы. И лекторрас стала тем же самым. За годы молчания и затворничества она не приняла ни одного ребенка-альбиноса, которого приносили к Белой горе. Вскоре она покинет и тех, кто остались. Они должны сами выбрать себе судьбу. Она и так достаточно навредила им своей близостью. Теперь у нее только один выход – оставить их.
– Да, – сказал я. – Это она умно придумала.
Рессаверн повернулась ко мне:
– Это горькие слова, – сказала она, – но ты с достоинством выслушал их. Ты полагаешь, что эти бедные маленькие боги, которых ты поднял в воздух, стрелявшие и плачущие, вырастут такими героями, как ты, или такими же сильными?
– Она внушает мне отвращение, – сказал я, – ее интриги, ее шатания, ее ошибки. Все. Беспорядок и жестокость. Случайное несчастье. В этом она вся.
И тут я увидел ее гнев. Я не предвидел его: ее спокойствие усыпило мою бдительность. И я никогда на мог вообразить, что ярость женщины может так взволновать меня, но она не была как другие.
– Теперь ты не варвар среди палаток, Зерван, – произнесла она. – Не шути с кровавым мечом. Ты слишком много на себя берешь.
Я взял себя в руки. Она была всего лишь девушка, хотя об этом было трудно помнить.
– Ты и она, – сказал я, – вы плывете в одной лодке, и ты ее порождение.
Как я и думал, это охладило ее. Она нахмурилась, огонь в ее глазах снова погас. Затем она, будто пытаясь взять себя в руки, довольно тихо произнесла:
– Мы теряем здесь время.
Она пошла впереди меня к тому месту, где в скале открывался узкий проход.
Все было так, как я и предполагал. Моя прекрасная сестра, не желавшая, чтобы я открыл эту тайну.
Только здесь, на скалистой тропинке, я заметил, что ее ноги босы: два золотых браслета сверкали, когда она ступала на снег. Пока мы карабкались между скалами, шум прибоя затих до звука бегущего вдали табуна лошадей. А затем стало так тихо, что я мог слышать свое и ее дыхание и редкое позвякивание золота ее браслетов, когда они ударялись друг о друга.
Глава 5
Внутренняя территория острова представляла собой море черно-белых лесов, в самом центре которых поднималась гора.
Тропинка вела нас к перевалу через скалы, а затем – вниз к внутренней долине, которая казалась спрятанной от берега, моря и континента. Единственными цветами сейчас были снежные цветы и ледяные папоротники, разрисовавшие поверхность замерзших луж. Тем не менее, по форме крон и коре деревьев, несмотря на их зимний наряд, я смог различить боярышник, дикую вишню, рододендрон и множество других, которые с оттепелью загорятся белым и фиолетовым, голубым, карминным и пурпурным. И тогда эта тайная долина предастся буйству цветов и оттенков, а ветер будет ворошить ее нежные соцветия. Интересно, какие птицы прилетят сюда и какие рыбы заплещутся в ручьях, и можно будет их есть. И тут я вспомнил, что мне не нужна их смерть и их розовые тела. В любом случае, когда весна вступит в свои права, я буду далеко от Белой горы.
Но Рессаверн. Что она будет делать здесь весной? Без сомнения, ее волосы, как и у любой девушки, украсят цветы, а на обнаженные руки и плечи обрушится зелено-лавандовая канонада солнечного света, прошедшего сквозь это буйное цветение. Может быть, среди трав она откроет свои бедра для какого-нибудь белокурого юноши. А возможно, она будет далеко от этого самца, в несвободном, несовершенном, скучном и скованном мире – со мной.
В полумиле от скалы сквозь кроны деревьев замаячило что-то бледное. Тропинка, петляя, вывела нас к овальному, как монета, озеру, на берегу которого в сиянии замерзшей воды стоял необычный высокий дом – три этажа, расположенные террасами, фасад украшали колонны, а окна витражи – миниатюрный особняк Потерянной Расы прямо из Каиниума, но не в руинах.
– Что это? – спросил я. – Вы все-таки приводите сюда людей, чтобы они трудились для вас?
– Нет, – сказала она. – На острове есть несколько таких небольших дворцов и мраморный город на склонах горы. Они были почти разрушены, но лекторрас восстановили их.
– Не представляю вас, леди, и ваших приятелей-богов в роли каменщиков с мастерками в руках, на лесах и у подъемников. Между виллой и берегом озера лежали булыжники. Вдруг шесть или семь из них взлетели вверх как вспугнутые голуби и, запрыгав через замерзшую поверхность, со звоном бьющегося стекла шлепнулись на искрящийся лед. Она сказала:
– Сила разума и энергия Силы могут поднять камни, так же они могут поднять мраморные блоки. Правда, люди с континента давали нам советы, по крайней мере, говорили с Карраказ. Но мы не нанимали рабочих и не понуждали рабов. За эту помощь мы платили иногда золотом, которого в изобилии в этом городе, иногда это был скромный обмен: дикий мед, фрукты, молочный сыр от наших коз.
– А теперь я должен представить, что ты доишь козу.
– Да, я дою козу, – сказала она. – И я научилась околдовывать пчел, чтобы они не жалили, когда мне надо взять у них немного меда.
– Местная ведьма-молочница, – я не поверил ее рассказу, по крайней мере, не всему. Белая вилла требовала огромной Силы, чтобы привести ее в порядок только при помощи разума. Такой ментальной мощи в лекторрас не наблюдалось. Эти колонны – я мог бы их поднять, если бы мой мозг использовали в этих играх в каменщиков. Но те не могли, может, за исключением самой Карраказ или этой девушки – ее дочери.
Я сказал:
– Я много путешествовал и мало отдыхал. Можно ли в твоем дворце прервать наше путешествие хотя бы на час?