В поисках божественной обители. Роль мифа в современной жизни
Шрифт:
Душа (по-гречески psiche или психе) выражается через образ, однако сама не является этим образом. Серен Кьеркегор напоминает: «Бог, у которого есть имя, – это не Бог» [2] . Эта таинственная энергия проявляется в динамическом воплощении души через образ. Чувствуя внутренний отклик на эту воплощенную энергию, мы осознаем присутствие души. Когда по той или иной причине энергия уже не оживляет для нас данный образ, в нашем представлении эта структура отмирает как источник божественности. Остается лишь мертвый миф или ритуал, совершенно не затрагивающий наши чувства. Так могут умирать боги или даже целые религии. Энергия истощилась, после нее осталось лишь опустошенное вместилище.
2
Concluding Unscientific Postscript, vol. 1, p. 291.
Итак,
Понимая опосредующую функцию символа или мифического образа, можно увидеть, в какой мере эти образы являются ключевыми, ибо они помогают сохранять отношение человека к таинству. Будучи простыми смертными (чья жизнь конечна), мы не можем объять или познать бесконечное и вместе с тем мы должны сформировать установку по отношению к таинству. Опосредующий образ – это связующее звено между моим «Я» и внешним миром, между моим «Я» и другими людьми и даже отношение моего «Я» к самому себе. Нам следует с почтением относиться именно к таинству, а не к связующему звену. Следовательно, каждая мифологическая традиция, каждая религиозная конфессия, если она действительно служит таинству, должна время от времени отступать от своих образов.
Фундаментализм – это грех буквального понимания. Это богохульство, ибо он ищет возможность ограничить автономию божественной энергии общеизвестным содержанием, принимающим конкретную форму. Он может снизить тревожность, но при этом противоречит самой природе таинства. Тревожность, вызванная неоднозначностью, стремится ограничить автономию таинства посредством фиксации образа; фиксация образа – это буквальное понимание; буквальное понимание – это идолопоклонство. Истинная религиозная установка по отношению к жизни заставляет нас мучительно переживать неоднозначность, оставаться в русле потока энергии души, когда он изменяется и исчезает, ожидая возобновления в каком-то новом месте. В таком случае что представляет собой вера, если не иконоборчество и не ожидание таинства?
Проследить за историческим проявлением этой энергии довольно легко, поскольку образ, охватывающий и трансформирующий душу целой культуры, может быстро материализоваться и утратить жизненную силу. Тревожность, которую испытывают отдельные люди или вся культура в целом, может в тот момент оказаться весьма высокой, и тогда они быстро ухватятся за новый образ, чтобы опять обрести ощущение безопасности. Так как человечество с большим трудом выдерживает экзистенциальную тревогу, неизбежно появляются идеологии и фантазии, моды и экзальтации, которые моментально эту тревогу подавляют. Я знаю мужчину, который приобрел уже восемьдесят восемь автомобилей. Я знаю женщину, которая меняла культ за культом, идеологию за идеологией, словно новая идея, как новое платье, может прикрыть зияющую пропасть.
Мне вспоминается случай, когда один человек из аудитории спросил великого исследователя мифов Джозефа Кэмпбелла: «Вы верите в
На индивидуальном уровне все мы цепляемся за собственные образы, за образы другой эпохи, за образы, которые в нас внедряют родители и культура. Это образы, которые стали для нас ограниченными, которые мы переросли и которым перестали соответствовать. В своей книге «Перевал в середине пути» я заметил, что мы отдаем очень много сил формированию адаптивного самоощущения: созданию своей истории, формированию установок по отношению к себе и окружающим и целых совокупностей рефлекторных реакций, цель которых заключается в уменьшении нашего экзистенциального страха. Многие «Я» из этой совокупности формируются детскими переживаниями, которые усилились под влиянием определенных условий культурного развития. Природное «Я» оказывается погребенным под совокупностью этих наслоений «Я», что приводит к отчуждению и симптомам недомогания (disease), истощающим психику человека. К среднему возрасту природное «Я» часто угрожает разрушить шаткую независимость временной (взрослеющей) личности. Тогда человек начинает болеть и испытывать полную дезориентацию, цепляясь за закосневший образ своего «Я». Но стремление спрятаться за устаревшим ощущением своего «Я» препятствует воздействию импульсов индивидуации, а потому недомогание и дезориентация только возрастают. По существу, чтобы избежать тревоги, вызванной отказом от известного и привычного, человек привязывается к мертвому мифу.
К тому же страдает душа, стиснутая ограничениями ложного образа. Мы можем не знать, почему ощущаем себя несчастными, но страдаем и часто находим причины этих страданий в окружающих. Душа, воплощающая энергии таинства, приводящие в движение космос, больше не чувствует себя уютно в старой системе символов, которую мы считаем своей личностью и центром своих эмоций. Она страдает от потери того, что Юнг называл и божественной драмой, и символической жизнью. Смысл появляется лишь тогда, говорил он,
«когда люди чувствуют, что они живут символической жизнью, что они являются актерами в божественной драме. Только это придает смысл человеческой жизни; все остальное банально, и вы можете без него обойтись. Карьера, деторождение – все это майя [иллюзия] по сравнению с самым главным – с тем, что ваша жизнь наполнена смыслом» [3] .
Подобно тому, как религия побуждает человека жить верой в чудо, так и развитие личности, индивидуационное стремление к целостности заставляет человека дожидаться прилива душевной энергии и верить в тот путь, по которому она его ведет. Противником этой веры является тревога, порожденная неопределенностью. В зрелости человек лучше выдерживает напряжение неопределенности, что весьма существенно и для его личностного роста, и с точки зрения почтительного отношения к автономии таинства.
3
«The Symbolic Life», The Symbolic Life, CW 18, par. 630.
Если мы, считая личностные феномены мифическими, описываем их совершенно по-разному (например, отличаем по характеру античное повествование Ближнего Востока от Я-концепции личности), это означает, что мы употребляем общее понятие мифа в очень широком смысле. Оба примера объединяет именно наличие важных энергетически заряженных образов. Оживляющая образ энергия может уйти из культуры и из отдельной человеческой жизни. Приводимое ниже определение мифа охватывает эти две отдельные реальности: Миф – это драматизация осознанных или бессознательных ценностей группы людей или отдельной личности.