В поисках древних кладов (Полет сокола)
Шрифт:
— Вам бы такой корабль! — воскликнул Типпу и тронул Манго за рукав.
Манго направил подзорную трубу в сторону берега и удовлетворенно хмыкнул. Из-за мыса, преграждавшего вход в Столовую бухту, выходил корабль Ост-Индской компании с прямой парусной оснасткой.
Он являл собой зрелище не менее роскошное, чем сам «Гурон». Паруса громоздились до небес, краска сверкала на солнце снежной белизной и краснотой бургундского вина. Два судна, идущие встречными курсами, прошли мимо друг друга на расстоянии двух кабельтовых, капитаны с профессиональным интересом оценивающе оглядели друг друга в подзорную трубу и обменялись положенными
Робин тоже стояла у планшира «Гурона» и вглядывалась в берег. Приближение прекрасного корабля ничуть ее не заинтересовало, она не могла отвести глаз от горы с плоской вершиной. Земля была так близка, только оттуда она могла надеяться получить помощь. Там были друзья — британский губернатор. Капская эскадра. Если бы они знали, что она — пленница на борту невольничьего корабля!
Ход ее мыслей внезапно прервался. Странно — в ней развилась необычная восприимчивость, она замечала малейшее движение Манго Сент-Джона, любое изменение его настроения. Он повернулся спиной к исчезавшему за кормой кораблю Ост-Индской компании и напряженно вгляделся в горизонт за левым бортом «Гурона». Лицо стало сосредоточенным, тело налилось скрытой энергией, пальцы сжали подзорную трубу так, что костяшки побелели.
Робин проследила за его взглядом и впервые заметила над горизонтом тонкую белую черточку. Она не исчезала, как белые гребешки волн, а висела неподвижно, хорошо заметная на ярком солнце. На глазах у Робин форма ее слегка изменилась, и она на миг засомневалась, показалось ли ей это, или впрямь позади «Гурона» появилась и медленно протянулась по ветру темная неверная ниточка?
— Мистер Типпу, что вы думаете об этом парусе? — В голосе Манго Сент-Джона она услышала озабоченность и тревогу, и сердце отчаянно заколотилось в надежде, замирая в то же время от страха перед возмездием за предательство.
Для Клинтона Кодрингтона эта отчаянная гонка вдоль восточного побережья Южной Африки обернулась долгими днями и бессонными ночами, когда напряжение не отпускало ни на минуту, когда надежда и отчаяние поочередно овладевали его душой. Каждая малейшая перемена направления ветра то пугала, то воодушевляла его: ведь она могла ускорить или замедлить бег стройного клипера. Штиль окрылял Клинтона, а когда задул устойчивый юго-восточный ветер, он совсем пал духом.
В последние дни капитана начала терзать еще одна тревога. В долгой тысячекилометровой гонке на юг он чересчур расточительно сжигал уголь. На палубу поднялся механик, невысокий рыжеволосый шотландец. Смазочное масло и угольная пыль так въелись в его кожу, что казалось, будто он страдает ужасной неизлечимой болезнью.
— Кочегары уже скребут лопатами по дну бункеров, — с мрачным наслаждением сообщил он Клинтону. — Я предупреждал вас, сэр, что если мы будем…
— Если нужно, сожгите судовую мебель, — рявкнул на него Клинтон. — Можете начать с моей койки, она мне не понадобится.
Механик хотел что-то возразить, но Кодрингтон перебил:
— Меня не волнует, как вы этого добьетесь, мистер Макдональд, но я хочу, чтобы в пути до мыса Пойнт в котлах поддерживалось максимальное давление и чтобы при начале боевых действий вы снова дали полный пар.
На следующую день, через несколько минут после полуночи, они поравнялись с маяком на мысе Пойнт. Капитан склонился к переговорной трубе, и голос его от усталости и облегчения звучал хрипло.
— Мистер Макдональд,
— Вы, конечно, зайдете в Столовую бухту, чтобы наполнить бункера, да, сэр?
— Я вам сообщу, — пообещал ему Клинтон, захлопнул крышку переговорной трубы и выпрямился.
Впереди, всего в нескольких часах хода, лежала Капская военно-морская база. К утру он мог бы зайти туда и пополнить запасы угля, воды и свежих овощей. Однако Клинтон знал, что стоит ему бросить якорь в Столовой бухте, как через несколько минут на корабль явится адмирал Кемп или кто-нибудь из его представителей, и срок свободного патрулирования закончится. Он вернется к положению капитана самого низшего ранга, чьи недавние действия во многом требуют объяснений.
Чем ближе подходил капитан к Адмиралтейству, тем громче звучали у него в ушах предостережения сэра Джона Баннермана и тем меньше он питал иллюзий относительно своего нынешнего положения. Радостное волнение, с которым он совершал набеги на арабские невольничьи загоны и захватывал в открытом море дхоу с грузом рабов, давно улеглось. Клинтон понимал, что стоит ему зайти в Столовую бухту, и он не сможет вырваться из нее много недель или даже месяцев. Его ближайшим планам может повредить, даже если его просто заметят и опознают с берега, так как в этом случае адмирал немедленно пошлет шлюпку с приказом предстать перед лицом правосудия и понести наказание.
Клинтон не испытывал ни малейшего страха перед приговором военно-морского суда. Угроза, висящая над собственной карьерой, была ему настолько безразлична, что это удивляло даже его самого. Кодрингтона сжигало лишь одно желание, перед ним стояла единственная цель, по сравнению с которой все остальное казалось несущественным. Его корабль должен перехватить «Гурон», когда тот будет огибать мыс, если он до сих пор его не обогнул. Никто и ничто не должно ему мешать. После этого он с полнейшим хладнокровием предстанет перед своими обвинителями. Прежде всего — «Гурон» и Робин Баллантайн, все остальное не имело значения.
— Мистер Денхэм, — окликнул Кодрингтон лейтенанта, прохаживавшегося в темноте по палубе. — Мы займем боевую позицию для ночного патрулирования в десяти милях от мыса Пойнт. Немедленно докладывать мне о замеченных огнях любого судна.
Клинтон, не раздеваясь, прямо в сапогах рухнул на койку. Впервые после выхода из Занзибарской гавани у него стало спокойно на душе. Он сделал все, что было в его силах, чтобы достичь мыса Пойнт раньше «Гурона», и теперь все в руках Божьих — а он верил в Бога безоговорочно.
В ту же минуту он уснул. За час до рассвета его разбудил стюард. Клинтон оставил кружку кофе остывать возле койки и поспешил на палубу. Он поднялся туда за несколько секунд до лейтенанта Денхэма.
— За ночь ни одного корабля не замечено, сэр, — приветствовал его мичман, стоявший на ночной вахте.
— Отлично, мистер Феррис, — поблагодарил капитан. — Мы немедленно займем боевую позицию для дневного патрулирования.
К тому времени, когда наступил рассвет и наблюдатель с берега смог бы различить корабль, «Черный смех» предусмотрительно отошел от берега за горизонт так, что только самый острый глаз сумел бы заметить верхушки его марселей, не говоря уже о том, чтобы опознать канонерскую лодку и послать адмиралу Кемпу сообщение.