В поисках древних кладов (Полет сокола)
Шрифт:
Его абордажная сабля с металлическим лязгом выскочила из ножен. На него надвигался человек, обнаженный по пояс, с выпирающим волосатым животом и толстыми мускулистыми руками. Он размахивал над головой топором о двух лезвиях. Клинтон вытянул долговязое тело, как змея, распрямляющая кольца, и нанес удар. Он всадил острие абордажной сабли в косматую посеребренную бороду неприятеля. Топор выпал из поднятых рук и покатился по палубе.
Клинтон наступил ногой на грудь убитого и выдернул абордажную саблю из горла. Заливая сапоги английского
Полдюжины моряков взобрались на палубу «Гурона» раньше капитана. Не было произнесено ни слова команды, но все они выстроились у тросов на корме, абордажными саблями и сплошным пистолетным огнем сдерживая вооруженных топорами матросов «Гурона». У них за спиной абордажная команда «Черного смеха», не встречая сопротивления, лавиной хлынула на палубу и ринулась вперед. Воинственные крики слились в ликующий хор:
— Вперед, Смехачи!
— Дружнее, ребята, — орал Клинтон.
Безумие захлестнуло его с головой. Не было ни страха, ни сомнений, не было даже ни одной здравой мысли.
Безумие оказалось заразительным, и вот уже его люди орали вместе с ним. Рыча, как стая волков или диких собак, они рассыпались по палубе и схлестнулись с толпой моряков, ринувшихся им навстречу с носа «Гурона».
Две волны бегущих, визжащих людей встретились чуть ниже края полуюта. Все смешалось в единую массу сцепившихся тел, крики и проклятия сливались со звериным ревом перепуганных рабов. Пистолеты и ружья давно были разряжены, и не было времени их зарядить. Сталь билась со сталью.
Команда «Черного смеха» была закалена в сражениях. Они прошли плечом к плечу не один десяток битв, штурмовали невольничьи корабли и загоны, противостояли огню и стали. Они знали запах крови и гордились этим.
Матросы «Гурона» были торговыми моряками, почти никогда не обнажавшими абордажной сабли и не стрелявшими в человека из пистолета, и разница в боевой выучке сразу дала о себе знать.
С минуту или чуть меньше сплошная масса людей качалась и бурлила, как два мощных течения, столкнувшихся на приливной линии в океане, но потом команда «Черного смеха» начала одолевать.
— Вперед, Смехачи!
Они сознавали свое преимущество.
— Молотом и клещами, ребята! Зададим им жару!
Волна британских моряков распадалась только в одном месте. У подножия грот-мачты плечом к плечу стояли два человека.
Типпу неподвижно возвышался на массивных голых ногах, словно высеченный из камня Будда. Он с легкостью сдерживал натиск наступавших. Их ряды смешались и откатились.
Его набедренная повязка натянулась между ногами, над ней выпирал огромный живот, снова налившийся тяжестью, как скала.
В лучах солнца ярко сверкали золотые нити на вышитом жилете. Низко пригнув огромную шарообразную голову, он размахивал топором, точно это был дамский зонтик. Топор свирепо свистел, рассекая воздух. Моряки с «Черного смеха» расступились.
Ружейная
Распахнув широкий лягушачий рот, он презрительно хохотал над вооруженными людьми, которые кишели вокруг него, как пигмеи вокруг великана-людоеда
Бок о бок с ним сражался Манго Сент-Джон. Он скинул синий китель, чтобы сподручнее было действовать шпагой, белая полотняная рубашка распахнулась до пояса — вражеская рука дернула за ворот и оторвала все пуговицы. Он обвязал лоб шелковым платком, чтобы пот не заливал глаза. Пот ручьями стекал по обнаженной груди, промочив местами рубашку. В правой руке американец держал шпагу с гладкой, без украшений, серебристо-стальной гардой на рукоятке. Он размеренно, в едином ритме наносил и отражал удары.
На нем не было ни единой царапины. Кровь, испещрявшая рубашку и расплывающаяся грязно-коричневыми пятнами, принадлежала не ему.
— Сент-Джон! — окликнул его Клинтон.
Оба были такого высокого роста, что возвышались над толпой и смотрели друг на друга над головами окружающих. Глаза Клинтона горели фанатичным голубым огнем, губы побелели от ярости. Лицо Манго было серьезно, почти задумчиво, в глазах сквозила печаль, словно он понимал, что потерял корабль и что жизнь его и всех его людей висит на волоске.
— Сражайтесь! — бросил вызов Кодрингтон. В его голосе звенело торжество.
— Опять? — спросил Манго. Мимолетная улыбка коснулась его губ и тотчас же исчезла.
Англичанин плечом проложил дорогу сквозь гущу своих людей. В последний раз они дрались на пистолетах, выбирал оружие Сент-Джон, но сейчас Клинтон ощущал в руке привычную тяжесть морской абордажной сабли. Это было его оружие, он впервые обнажил ее в четырнадцать лет, будучи гардемарином. С тех пор мускулы его рук окрепли и закалились, и каждый прием, каждая уловка были отработаны так тщательно, что выполнялись инстинктивно.
Они сошлись.
Клинтон сделал обманный маневр и нанес низкий удар наотмашь, целясь в бедро, чтобы ранить противника и повергнуть его на палубу. Манго парировал удар. Клинтон ощутил силу шпаги американца и в следующий миг перевел оружие и плавным движением перешел в атаку. Сделав выпад правой ногой, он нанес колющий удар в полную силу. Манго снова парировал удар искусным и сильным движением, однако силы его едва хватило, чтобы сдержать тяжелый широкий клинок абордажной сабли.
Этих двух кратких соприкосновений Кодрингтону хватило, чтобы оценить силу противника и найти его слабое место — запястье. Он почувствовал это через сталь точно так же, как опытный рыболов чувствует слабость рыбы через удочку и леску. Слабость таилась в запястье. Руке Сент-Джона не хватало стальной упругости, которая развивается только долгими самоотверженными тренировками и практикой.