В поисках христиан и пряностей
Шрифт:
Две галеры разукрасили вымпелами, драпировками и балдахинами цветов короля, матросов нарядили в ливреи тех же цветов. Галеры направились в Гибралтарский пролив и бросили якорь в Сеуте. Приор напоказ делал вид, что отдыхает, а на самом деле изучал и запоминал береговую линию Сеуты, а капитан, взяв лодку, под прикрытием ночи обплыл Сеуту с моря. Завершив свою миссию, они отбыли на Сицилию, где королева была – вполне предсказуемо – не в восторге, и вернулись в Лиссабон. Когда их вызвали во дворец, приор попросил два мешка песка, моток ленты, полбушеля бобов и таз. Запершись в зале, он построил огромный песчаный замок и в миниатюре воспроизвел холмы, долины, здания и фортификации Сеуты.
Даже на песке зрелище расхолаживало. Невысокая гора Монте-Ачо была окружена сетью круговых укреплений: стен, переходов и башен, которые поднимались от самой воды к цитадели на вершине. Другие стены окружали внутренний город, расположенный на полуострове, выгнувшемся
И требовалось преодолеть еще одно препятствие – в лице королевы. Филиппа очень любима в народе, торжественно объяснил Жуан сыновьям, и ничего не может быть сделано без ее согласия. Принцам был прекрасно известен решительный характер матери, и они прибегли к хитрости. Они изложили ей свой план и с невинными лицами попросили заступиться за них и за их план перед королем.
– Сир, – обратилась Филиппа к мужу, – у меня есть просьба не из тех, с какими матери обычно обращаются в отношении своих детей, ибо обычно мать просит отца, чтобы он удержал сыновей от любых опасных поступков, страшась, как бы не случилось с ними беды. Я же, – продолжала она, – прошу вас удержать их от забав и удовольствий и подвергнуть их тяготам и опасностям.
Далее она объяснила, что принцы приходили в тот день ее повидать. Они сказали, что король медлит принять их план и что они просят ее о заступничестве.
– Что до меня, сир, – утверждала Филиппа, – то, учитывая род, из которого они произошли, род великих и великолепных императоров, королей и прочих принцев, чьи имя и слава известны по всему миру, то я ни в коей мере бы не хотела, чтобы они испытывали недостаток в возможностях совершить своими трудами, своей отвагой и своим умением великие подвиги, какие были совершены их предками. А потому я приняла на себя миссию, которую они на меня возложили, и их просьба мне в великую радость [102] .
102
Zurara. Conquests and Discoveries, 52–53.
Жуан сделал вид, что поддался на уговоры, и приготовления начались. В план было посвящено только ближайшее его окружение, и поползли самые разные слухи: о готовящемся нападении на принадлежащую Арагону Ибицу или Сицилию, на мусульманскую Гранаду или даже на кастильскую Севилью. Наконец был созван большой совет, которому как свершившийся факт представили идею вторжения и с которого взяли клятву хранить тайну. Товарищи Жуана по оружию давно уже состарились, но, как писали хронисты, даже девяностолетние старцы ухватились за шанс последней схватки на поле брани. «Вперед, седобородые!» [103] – будто бы воскликнул один престарелый советник, и все покатились со смеху. Сколь бы забавна ни была перспектива увидеть, как старые вояки будут втискивать себя в доспехи, в качестве меры предосторожности Жуан потихоньку распустил слух в рыцарских кругах Европы, что намечается благородное рыцарское приключение.
103
Там же, За кулисами событий совет был далек от единогласной поддержки плана, многие молодые дворяне все еще жаждали возобновления войны с Кастилией. Утверждение Зурары, дескать, девяностолетние старцы загорелись желанием принять участие в походе на Сеуту, следует воспринимать как поэтическое заверение в том, что в пользу крестового похода высказались самые мудрые люди страны.
По приказу короля был проведен смотр численности и состояния португальских кораблей. Отчет производил удручающее впечатление, и были отданы приказы вырубить значительную часть королевских лесов и нанять всех свободных плотников, конопатчиков и бочаров. Корабельные плотники в Португалии были привилегированным классом: ее порты стали жизненно важной остановкой в пути между Средиземноморьем и Северной Европой, и в них осели многие итальянские купцы и моряки [104] , привезя с собой познания в навигации и строительстве различных типов судов. Однако им было далеко до венецианского Арсенала, государственного конвейера, который выдавал гигантские галеры со скоростью, поражавшей гостей Венеции. Довольно быстро стало ясно, что единственным способом собрать большой флот в короткие сроки будет нанять его, и Жуан отправил доверенных лиц в Испанию, Англию и Германию, чтобы зафрахтовать столько морских кораблей с высокой осадкой, сколько удастся собрать. Чтобы их оплатить, он приказал португальским солеварам продать ему свои запасы по ценам ниже рыночных, а после сам перепродал соль с огромной выгодой, а чтобы урезать дополнительные расходы, приказал всем, кто держал запасы меди и серебра, передать их в казну. Монетный двор гремел и сиял огнями день и ночь, а монета поступательно девальвировалась. Многим португальским купцам это предприятие казалось разорительным капризом рыцарственной глупости [105] .
104
Среди них преобладали генуэзцы, вынужденные искать новые пути коммерции, когда Венеция захватила главенствующую роль в торговле предметами роскоши из Азии. В 1317 году один генуэзец даже был назначен первым адмиралом Португалии.
105
Десятилетия спустя кредиторы все еще пытались получить крупные суммы, одолженные ими короне. См.: Russell. Prince Henry, 44.
Поскольку крупный флот трудно подготовить незаметно, советники короля придумали еще один план для отвода глаз. Под довольно шатким предлогом, дескать, в Голландии были украдены товары португальских купцов, отправили посольство объявить войну Голландии. Сразу по прибытии посол договорился о тайной встрече с графом, наместником Нидерландов, и посвятил его в планы португальцев. Затем в ходе заранее срежиссированной сцены при дворе он сыграл свою роль так убедительно, что его собственным советникам пришлось его сдерживать, и Голландия сделала вид, будто готовится к войне.
В Португалии же Энрике, самого младшего из августейших заговорщиков, послали на север в старинный город Порту собирать половину флота. То же задание дали его брату Педру в Лиссабоне. Сам король занялся надзором за вооружением и артиллерией, переложив на старшего сына Дуарте управление страной, – задача, стоившая хрупкому двадцатидвухлетнему принцу многих месяцев бессонных ночей и едва не доведшая его до нервного срыва.
По всей стране чистили оружие, ткачи и портные выдавали стопы форменной одежды, плотники сколачивали ящики под снаряжение, канатчики чесали и свивали коноплю. Морские сухари, основная пища моряков, сушили в огромных количествах. Сотнями забивали быков и коров, а мясо снимали с костей, засаливали и затаривали в бочки. В доках выпотрошенная рыба вялилась на солнце – точь-в-точь насыпи серебристых лепестков. Страна гудела все новыми слухами об истинной цели загадочного похода: поговаривали о крестовом походе в Святую Землю за возвращение Гроба Господня и даже о маловероятной войне с Голландией.
Соседи Португалии были скорее встревожены, чем заинтригованы. Королю Арагона Фердинанду I сообщили сначала, что Португалия намерена напасть на его остров Ибицу, потом – на его королевство Сицилию и, наконец, на саму Кастилию, которой он правил в сорегентстве со сводной сестрой Филиппы Катериной Ланкастерской. Фердинанд направил в Лиссабон тайного агента, желая знать, собирается ли Португалия напасть на какое-либо из его владений. Мусульманские правители Гранады тоже решили выяснить, что происходит. То ли из фанатичного нежелания лебезить перед маврами, то ли из ощущения, что именно такая дымовая завеса ему на руку, Жуан совершенно запутал посланников, сказав им сначала, что ни в коей мере не собирается нападать на Гранаду, а затем отказавшись представить какие-либо гарантии. Смущенные подобной уклончивостью послы отправились к Филиппе. Старшая жена эмира Гранады, сказали они королеве, молит ее заступиться перед мужем, поскольку ей прекрасно известно, что мольбы женщин обладают большой властью над мужчинами. В благодарность она пошлет Филиппе самый дорогой наряд для свадьбы ее дочери.
«Не знаю, – надменно ответила Филиппа, – как обстоят дела между вашими королями и их женами. Но не в обычае христиан, чтобы королева или принцесса вмешивалась в дела своего супруга». Старшая жена эмира, добавила она в конце своей длинной диатрибы, может делать со своими подарками что пожелает [106] . Наконец послы попытались извлечь желаемые заверения у Дуарте, обещая еще более богатые подношения. «Те в моей стране, кто на высоких местах, – пожурил их он, – не имеют обыкновения продавать свою добрую волю за деньги, ведь поступай они иначе, то заслуженно звались бы торговцами, а не властителями и принцами». Даже предложи они все королевство Гранада, присовокупил он для острастки, он его не принял бы – хотя, добавил он, их королю нечего бояться.
106
Zurara. Conquests and Discoveries, 66–67.