В поисках правосудия: Арест активов
Шрифт:
Я понимал, почему именно его наняла российская сторона — чтоб проникнуть в наш мир, который мы охраняли как зеницу ока. Но я не мог понять, как он мог согласиться на это. Как опытный прокурор по уголовным делам, он знал, на что способны эти русские. Именно он, когда только начал работать на нас, предупреждал меня об опасности, которая исходит от них! Кроме того, если он продолжит работать на «Превезон», это оставит несмываемое пятно на его репутации.
Мы попробовали решить эту проблему простым способом: Джон Москоу всё-таки американский юрист, партнер в известной юридической фирме с офисами по всему миру, а не какой-то проходимец, которого крышуют влиятельные коррупционеры. И если предположить, что он сам решил пойти на этот шаг, то его юридическая контора — «Бейкер-Хостетлер»,
Мы написали письма управляющим партнерам фирмы «Бейкер-Хостетлер», напомнив, что мы с Сергеем стали жертвами мошенничества в размере 230 миллионов долларов, а также, что их фирма ранее работала на нас, помогая отследить и отыскать получателей этих денег. А теперь они работают на одного из них! Налицо явный конфликт интересов: их новый клиент является противной стороной в этом конфликте с нами. Мы напомнили, что в процессе совместной работы они получили доступ к нашей конфиденциальной информации. Коллегия адвокатов Америки однозначно запрещает такого рода вероломство, и мы потребовали, чтобы «Бейкер-Хостетлер» и Джон Москоу незамедлительно самоустранились из процесса [6] .
6
Правило 1.9 Профессионального кодекса поведения юристов Нью-Йорка гласит: «Юрист, ранее представлявший клиента по делу, не может впоследствии представлять иное лицо в том же или по существу связанном деле, в котором интересы этого лица материально противоположны интересам бывшего клиента, за исключением случаев, когда бывший клиент, информированный об этом, дает на это согласие в письменной форме».
Всё было очень просто, и мы ожидали услышать их извинения и получить обязательство немедленно отказаться от дела.
Прошло две недели. Тишина.
Чуть позже мы получили ответ, но вместо извинений фирма «Бейкер-Хостетлер» решила схитрить или рискнуть. Письмо было написано Марком Цимротом — партнером, но из вашингтонского офиса, — в крайне вызывающих тонах. Он писал, что фирма и не подумает брать самоотвод, обосновывая это тем, что мы вовсе не жертва налогового мошенничества. Поскольку 230 миллионов долларов были украдены из российского бюджета, то, утверждал он, пострадавшей стороной является российское правительство и только оно заинтересовано в этом деле.
Дальше — больше: он «не верит», что его фирма располагает какими-либо конфиденциальными документами, полученными от нас, так как «более 3000 страниц» информации о нас «доступны на публичных сайтах», и поэтому всё, что мы им сказали или предоставили, уже стало достоянием общественности. Далее он «уверял» нас, что даже если фирма и обладает какой-то конфиденциальной информацией, то они ее не «изучали» и не «раскрывали» «Превезону». И закончил он тем, что «Превезон» никак не может быть «противной стороной» по отношению к нам, потому что мы вообще не являемся «стороной» в деле. Он утверждал, что только ответчики и истцы по одному и тому же делу могут «противостоять» друг другу. Суммируя вышесказанное, с их точки зрения, у нас нет никаких оснований просить их отказаться от дела!
Для многих «юрист» и «этика» — взаимоисключающие понятия. Все знают, что юристы — объект бесчисленных насмешек. (Анекдот: в чем разница между юристом и медузой? Один — бесхребетный и ядовитый жирный пузырь, а другая — форма морской жизни. Почему акулы не нападают на юристов? Из профессиональной солидарности!) Я почему-то думал, что такое неуважение вызывает только определенная категория юристов — сутяжники, принимающие клиентов в дешевых офисах в торговых центрах, но никак не адвокаты Лиги плюща, работающие с совсем другими клиентами в роскошных офисах в стеклянных небоскребах центра Манхэттена. Шокировало, что «Бейкер-Хостетлер» — юридическая корпорация, существующая с 1916 года и имеющая таких клиентов, как «Форд» и «Майкрософт», упала так низко, что стала соответствовать этому стереотипу.
Однако правила в отношении юристов, нарушающих установленные законом нормы, четко прописаны, и совершенно неважно, работают ли они в торговых центрах или в офисах на Манхэттене. Поэтому раз «Бейкер-Хостетлер» не хотела уходить самостоятельно, то нужно было заставить их сделать это по закону.
6 декабря мы подали жалобу в Комитет прокуратуры Нью-Йорка по рассмотрению жалоб — надзорный орган, в задачи которого входит отслеживать этические нарушения в поведении юристов. В этой жалобе мы изложили, как Джон Москоу и «Бейкер-Хостетлер» перешли на другую сторону. Одно дело — их попытки завалить нас отписками с использованием пресловутого юридического жаргона, и совсем другое — попасть под проверку Комитета прокуратуры, по результатам которой можно лишиться юридической лицензии. И даже на этом этапе у них была возможность просто и без репутационных потерь выйти из дела «Превезона».
Но «Бейкер-Хостетлер» продолжал удивлять. В ответе комитету они не только повторили версию, изложенную в их письме нам, но и пошли дальше, заявив, что их фирма «не была нанята компанией Hermitage для поиска украденных 230 миллионов долларов и установления выгодоприобретателей этого мошенничества».
Прочитав это, я подумал, что они сами себя загнали в угол. У нас остались копии судебных запросов о раскрытии информации американскими банками, подготовленных Джоном Москоу специально для поиска украденных 230 миллионов долларов. Всё лежало на поверхности, и оспорить это было невозможно. Им не выкрутиться! Нам просто необходимо было слушание по нашей жалобе.
Но только его никак не назначали. Прошла зима, и началась весна 2014-го, а мы всё ждали ответа от Комитета по рассмотрению жалоб.
Болтая со своей подругой, юристом из Нью-Йорка, я пожаловался на задержку; она ответила:
— В Комитете работает — сколько?.. — полдюжины человек, которые должны следить за каждым нечистоплотным адвокатом в Нью-Йорке. Ты знаешь, сколько тут мерзавцев среди нас?
— Пятьдесят семь тысяч? — съязвил я.
— Практически, — рассмеялась она. — Кроме того, у вас сложный случай. Самые простые дела — это те, в которых юристы убивают своих клиентов или крадут у них деньги.
Я очень надеялся, что она ошибается, но если это так и у них всего шесть человек, которые разбирают каждое нарушение юристами этических норм в Нью-Йорке, то могу себе представить, сколько времени уйдет, пока они доберутся до нашей жалобы.
В начале апреля я работал у себя в кабинете, но мои занятия были прерваны неожиданным появлением секретаря с увесистым пакетом DHL. «Это доставили из Нью-Йорка, — сказала она. — Похоже, из суда».
Ну, наконец-то! Ответ из Комитета по жалобам, подумал я. Открыв пакет и бегло просмотрев первые несколько страниц, я понял, что ошибся. Документы были вовсе не из комитета. Это было судебное постановление с требованием о раскрытии информации от «Превезона», и оно было адресовано мне!
До этого мне не приходилось сталкиваться с требованиями американских судов. Оно начиналось так: «ВАМ НАДЛЕЖИТ явиться в день, время и место, указанные ниже». Через пять недель мне предписывалось явиться в офис юрфирмы в Рокфеллеровский центр на допрос. Помимо этого, постановление обязывало меня предоставить документы по 21 категории, включая всю нашу переписку с журналистами из Центра по исследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP), всю нашу переписку со всеми нашими осведомителями, журналистами и политиками, которые помогали нам в наших расследованиях, всю нашу конфиденциальную переписку с правоохранительными органами, ведущими расследование хищения в размере 230 миллионов долларов.