В поисках советского золота. Генеральное сражение на золотом фронте Сталина

John D. Littlepage

I N S E A R C H O F

S O V I E T

G O L D

Американская колония в Москве воспринимала Джона Литтлпейджа как обычного человека, а потому я сомневаюсь, осознает ли кто-нибудь, насколько важна история, которую он собирается рассказать. С 1928 года он работал на советский золотопромышленный трест «Главзолото» [1] , и за это время золотодобывающая

промышленность в СССР поднялась до второго места в мировом производстве. Мы предполагали, что его роль в этом достижении значительна, хотя сам он об этом никогда не упоминал, и догадывались, что он видел больше окраин азиатской России, чем любой другой иностранец. Но он так скупо упоминал о своем опыте, что мы понятия не имели, насколько он значителен.

Литтлпейдж вызвал у меня интерес с самой первой минуты, когда я увидел его на приеме в американском посольстве в Москве в 1934 году. Он возвышался над всеми гостями, стоя в облицованной белым мрамором комнате и внимательно рассматривая толпу туристов Москвы. Он только что вернулся из поездки в «форде» советского производства по караванным тропам Северного Казахстана и Горного Алтая.

Нас представили друг другу, и помню, что спросил у него о добыче золота возле азиатских границ России, поскольку интересовался этой темой в контексте международной политики.

– Когда золото находят на какой-либо неосвоенной территории, вдали от городов или железных дорог, какое время может потребоваться, чтобы эту территорию освоить? Я подразумеваю, влечет ли за собой обнаружение золотоносной жилы то, что мы называем цивилизацией: школы, места развлечений и прочее, и происходит это быстрее или медленнее в Советской России, чем в Соединенных Штатах?

Литтлпейдж ответил на мой довольно сложный вопрос, не задумываясь и с едва заметной улыбкой:

– Когда люди находят золото, они достаточно скоро получают то, что хотят, независимо от того, живут они на Аляске или в Советской России.

Я записал эти слова, поскольку они проливают свет на прозаичные, основанные на фактах взгляды Литтлпейджа на все. Наше американское сообщество в Москве, представители которого придерживались самых разных взглядов на Россию и коммунизм, постоянно увязали в «идеологических» нелепостях. Советские коммунисты окутывали всех нас околонаучными терминами, новопридуманным языком, который ежечасно обрушивался на нас со страниц газет, мы слышали его по радио, встречали в фильмах – везде. Этот язык, как «поросячья латынь», которую дети сочиняют для собственного развлечения, оказался очень «заразным» и разошелся по всему миру; неудивительно, что иностранные дипломаты и аккредитованные в России корреспонденты газет не остались в стороне. С самой первой беседы меня привлекла к Литтлпейджу его свобода от этой искусственной речи.

Наши с ним беседы о советской промышленности, положении рабочих, женском труде на шахтах очень помогли мне в написании статей для «Кристиан сайнс монитор», позволили лучше объяснить вопросы, которые иначе безнадежно заплутали бы в лабиринте большевистской терминологии. Я всегда мог рассчитывать на Литтлпейджа, когда требовалось выразить точку зрения американского «производителя», как он любил себя характеризовать.

Когда советское правительство в августе 1936 года инициировало серию процессов по делам о заговорщической деятельности с видными коммунистами в качестве обвиняемых, большинство представителей иностранного сообщества в Москве посчитали, что Иосиф Сталин и его сподвижники выдумали все те преступления, в которых подсудимые сознавались в судебном заседании, и под пытками заставляли их признавать свою вину. Процессы впечатляли даже тех, кто рассматривал всю процедуру как полнейший подлог.

Литтлпейджа не было в Москве во время первых процессов, он вернулся после длительного пребывания на советском Дальнем Востоке только после второго процесса, в январе 1937 года, когда видные коммунисты сознались во «вредительстве» на нескольких советских заводах, целью которого было дискредитировать Сталина.

Я спросил Литтлпейджа:

– Как вы думаете, процесс инсценирован или нет?

Он ответил:

– Я ничего не знаю о политике. Но я довольно много знаю о советской промышленности. Не сомневаюсь, что большая часть советской промышленности была сознательно разрушена, и вряд ли такое было возможно без содействия влиятельных коммунистов. Кто-то занимался вредительством на предприятиях, при этом на всех высоких постах в промышленности были коммунисты. Из этого я делаю вывод, что они содействовали саботажу на промышленных предприятиях.

Теории для Литтлпейджа не существовало. Но он верил тому, что видел.

Чем дольше я говорил с Литтлпейджем, тем больше убеждался, что он обладал материалом для самой ценной книги, которая только могла быть написана о Советской России. Насколько мне известно, его положение среди иностранцев было совершенно уникальным, поскольку он работал в тесном контакте с советскими организациями и в то же время никогда не отклонялся, даже на самую малость, от своих изначальных американских взглядов. Все другие иностранцы в России либо приехали в страну, как сочувствующие коммунистам, и были приняты во внутренних советских кругах по этой причине; либо, не имея политических склонностей, полностью находились вне советской системы. Литтлпейдж пребывал внутри системы на протяжении многих лет, но оставался таким же беспристрастным, как и в самом начале.

Он был своего рода янки из Коннектикута при дворе короля Коммунизма. Он наблюдал за происходящим и не особенно удивлялся тому, что видел. У этих людей собственные манеры и привычки, говорил он, и не ему их судить. Они наняли его для выполнения определенной работы – получить для них как можно больше золота, и он старался делать все, что мог. Он прекрасно с ними ладил, потому что не вмешивался в их интриги и не пытался совать свой нос в дела, не связанные с добычей и выплавкой золота.

Я сказал ему:

– Вы именно тот человек, которому следует написать книгу о Советской России. Вы знаете эту систему лучше, чем любой другой, и всегда смотрели на нее со здоровым американским любопытством, но без особых эмоций.

Он покачал головой:

– Я не писатель, к книгам не имею никакого отношения. В любом случае я работаю на этих людей и не могу писать о них, пока нахожусь у них на службе.

Удачное стечение обстоятельств позволило появиться этой книге. Однажды, летом 1937 года, мы пригласили Литтлпейджа с семьей пообедать в нашем московском доме. Миссис Литтлпейдж и две их дочери прибыли вовремя, но сам Литтлпейдж отсутствовал. Жена объяснила, что он задерживается на работе и приедет после обеда.

Он появился около одиннадцати и после часовой непринужденной беседы внезапно объявил, что с Россией покончено – семья Литтлпейдж навсегда возвращается в Соединенные Штаты.

Все мы были ошеломлены, включая миссис Литтлпейдж.

– У меня еще не было случая сказать даже жене, – пояснил он. – Сегодня я уволился из треста «Главзолото», и мы немедленно отправляемся домой.

Среди всеобщих возбужденных возгласов мне в голову пришла идея.

– Теперь вы можете написать книгу! – воскликнул я.