В поисках ветра
Шрифт:
– Снегурка! – вдруг рявкнул он, смачно харкнув возле нее, и быстро пошел прочь.
Алина отмерла не сразу. И боялась посмотреть в сторону, здесь ли еще эти двое. Только когда подъехал автобус, и она, пройдя вглубь, села на свободное место, только тогда несмело посмотрела на автобусную стоянку – никого не было.
Этот эпизод поразил ее.
Почему – снегурка?
Наверное, у нее покраснели щёки на морозе, поэтому он так сказал. И почему он не обматерил и не обругал ее, как остальных? Алина поймала себя на том, что тайно чувствует гордость даже от этого, и тут
Не стыдно ли гордиться тем, что какой-то ошалелый не обматерил тебя?
Эти глаза… Она запомнила их. Они смотрели с лютой ненавистью. Глаза зверя. Почему они так поразили ее? Алина знала: всё неспроста. И этот эпизод, и это впечатление должно будет вылиться в какую-то мысль, идею в будущем.
Пока нет разгадки.
Что ж, она достала из кармана телефон и в нескольких строках описала произошедшее. Тут же закружилась голова, и немного замутило: у Алины был слабый вестибулярный аппарат, и ее часто укачивало в транспорте.
«Всё равно успела!» – мысленно улыбнулась она и провалилась в дрему.
***
– Как дела в универе? – спросила Вероника, перекладывая стопки тетрадей.
Обычно она старалась не брать работу на дом, но это не всегда удавалось.
– Сегодня был семинар по литературе. Пришлось высказаться.
– Да? – рассеянно спросила сестра, черкая красной ручкой, пробежавшись торопливо взглядом по страницам.
– Да. Чуть сознание не потеряла.
– Что такое?
– Ну ты же знаешь, как я не люблю высказывать свои мысли устно. Лучше бы написала. Терпеть не могу семинары. А сегодня все слушали… хихикали, переглядывались. Нет, ну преподавателю-то мой ответ, как глоток свежего воздуха.
– Да-да, мы любим, когда ученики в теме, – подтвердила Вероника, не поднимая головы.
– Всё равно это всё не по-настоящему. Когда кто-то начинает говорить искренне, на него смотрят, как на придурка, да и самой почему-то неловко. Будто кругом царит негласный закон вранья.
– Суп готов, давай ешь. Ты, кстати, не звонила маме?
– Нет.
– Как там она? Я не могу дозвониться до нее второй час…
– Она писала, что разряжается телефон. Позвонит после четырех.
Алина открыла дверцу шкафа, достала тарелку.
– Ясно. Ладно, пойду, уже закончу проверять эти тетради! Мне еще отчет по внеклассной работе готовить, таблицу завучу всё никак не сдам… Еще родительнице нужно позвонить по поводу ее сына. Представляешь, нос сломал однокласснику? Завтра разбираться будем. Где тут совершенствоваться в профессии: то секретарша – с бумажками возишься, то нянька?!
Алина налила себе суп и, задумавшись, начала возить ложкой в тарелке. Она много раз представляла себе, а что, если бы они не были сестрами с Вероникой? Если бы они встретились где-то, смогли бы они подружиться? Вряд ли… Общего в Веронике и Алине было разве только их родство, и что обе жили в однокомнатной квартирке в старом доме у пруда. Мало того, что их характеры были совершенно не похожи, так и внешне это были совершенно разные девушки.
Вероника была высокой и нескладной: широкие плечи, плоская грудь, широкие бедра, короткая шея. Следила за собой она так, что это мало чего меняло или улучшало в ее облике. Ее любовь к бижутерии: сережки в виде жучков и паучков, колечки в виде змейки и цветочков смотрелись безвкусно на их громадной владелице. Но нельзя было сказать, что Вероника была несимпатичной. Лицом она больше походила на мать, тогда как Алина больше на отца. Свои густые черные волосы ниже плеч она любила зачесывать на макушке и сооружать нечто наподобие огромного пучка из шпилек и невидимок. Это была ее коронная прическа, которая ей очень шла. И разве что по праздникам сестра разнообразила тем, что отпускала несколько прядей свободно лежать на правом плече. У нее были большие карие глаза, длинные ресницы.
Однажды один ее парень, с которым она встречалась пару лет назад, сделал ей комплимент. Родом он был из коренной деревенской семьи и потому не видел ничего обидного, сказав Веронике одним летним вечером, что ресницы у нее такие пушистые, а глаза большие, прям как у их коровы Маньки, которую тот очень любил. Парень здесь, видимо, еще и завуалированно заявил о серьезности своих чувств, но Вероника этого не оценила и порвала с ним все отношения. Потом, правда, этот случай в семье долго вспоминали со смехом.
Вероника с мужчинами вела себя странно. Если кто-то не обращал на нее внимания, она грустно вздыхала и страдала, а если обратит, так она старалась тут же его от себя отогнать какой-нибудь неуместной насмешкой, иной раз и очень недоброй, грубым словом. И парни робели от такой реакции этой сильной рослой девицы. А она потом опять страдала…
Веронику влекло к простым сильным парням, не очень галантным, не очень воспитанным. Ее подсознание тянулось к мужской силе, но сознание просило романтики и киношной красоты. Договориться не получалось, и отношения у Вероники подолгу не складывались и надолго – тоже.
Мама воспитала в ней чувство гордой королевы. Так Вероника дотянула до двадцати шести нецелованной, ожидая достойного. В двадцать шесть сестра познакомилась с одним на работе и на шестой день закрутила роман. Мама была в шоке, но Вероника смогла ей объяснить, что уже очень устала, хочется любви и быть любимой. С Колей они правда так долго и не выдержали. Она была образована, начитана, умна по-книжному, но житейской мудрости в ней явно недоставало, иначе бы она не старалась каждый раз подчеркивать свое превосходство. От Коли она требовала слишком много – быть тем, кем он не был. Коля вскоре начал звать ее ханжой, а она Колю – чурбаном.
Еще у Вероники была одна очень интересная особенность. В ее манере было отрицать, подвергать насмешке всё, что говорят со стороны. Будто в словах людей ей чудились кичливость и ненужное позёрство, и ей всегда хотелось это немедленно пресечь. Если кто-то намеревался с восхищением передать свои мысли относительно прочитанного произведения, а Веронике оно по своим причинам не запало в душу, то она не церемонилась и спешила вставить комментарий, что ей этот автор никогда не нравился, а его творение совершенно не достойно никакого внимания.