В Помпеях был праздник
Шрифт:
Антоний вспомнил сейчас, что ни разу не слышал от Клавдия Луция каких-либо стихотворных строк. Он явно не любил поэзию и не старался ее понять. Его никогда не увлекали яркие образы, музыка стиха. Он не утруждал себя чтением, а то, что слышал, не запоминал. Но Антоний, такой любитель и знаток поэзии, не придавал этому значения. А сейчас, вникнув в сущность характера Луция, Антоний воскликнул:
— Какой же он актер!.. Он ввел в заблуждение не только меня, но и отца моего, мудрого Тегета. Он играл роль благородного, образованного человека. А в чем проявилась его образованность? Ах, почему уже нет на свете дорогого философа Тегета, как хотелось бы ему рассказать об этом разочаровании! Но если случилось столь неожиданное, то стоит ли искать друзей отца? Если товарищ и друг так жесток и холоден, то люди старшего возраста, знатные и богатые, они и вовсе отвернутся?
Антоний, словно в забытьи, шагал по шумным, многолюдным улицам Рима. Он никого не видел, не обращал внимания на встречных, нередко спотыкался. Ему не хотелось возвращаться в унылую каморку, которую он снимал на самой окраине города. Ему хотелось спрятаться от людских глаз, от шума и равнодушия. Но где? На постоялом дворе крики, драки, ссоры не прекращались даже ночью. А голос пьяного хозяина харчевни преследовал даже на соседней улице.
Как ужасно оставаться одному, в полном одиночестве, когда на всем свете нет ни одного близкого человека и нет крыши, куска хлеба и одежды… До чего же он дошел, сын богатого и уважаемого философа? Он стал бездомным, нищим. Вот сейчас он посмотрит, что осталось в мешочке, сколько монет? О боги! Всего несколько асов! Сейчас он съест отвратительную бобовую похлебку, а потом что он будет делать? Да, он может продать свой плащ. На эти деньги он протянет несколько дней, а потом?..
Когда Антоний встретил Элия Сира, за обед были уплачены последние монеты, оставшиеся от денег, полученных за плащ. Вот почему лицо Антония было до неузнаваемости печальным. Вот почему он вошел в харчевню согбенный, с опущенными глазами.
Антоний то и дело перебирал в памяти имена богатых римлян, которые нередко навещали Тегета в Помпеях. Антоний знал, что были среди них люди достойные и благородные. Но как заставить себя предстать перед ними несчастным просителем?
В тот момент, когда Антоний услышал голос Элия Сира, в мыслях его были мутные воды Тибра и крутой берег, с которого можно было прыгнуть в бездну темной ночью. Такая мысль появилась у Антония впервые, потому что никогда в жизни он не был так несчастен, так одинок и обездолен.
XXV
У СВЯТЫХ МОГИЛ
— Займешься ли ты, Антоний, поисками достойного занятия, или прежде купишь себе дом в Риме? Жить на третьем этаже этой инсулы для тебя непривычно. Да и глупо тратить деньги на такое скверное жилье, когда есть возможность жить в поместье и разводить цветы.
Элий Сир обратился к Антонию с этими словами спустя месяц после того, как они встретились. В сущности, жилье было вполне приемлемое для Элия Сира, который был невзыскателен и не привык к удобствам. Но, зная дом философа Тегета, Элий Сир понимал, что Антоний долго здесь не сможет жить. Он также знал, что у Антония достаточно денег, чтобы купить себе лучшее жилище.
— Еще в первый день нашей встречи, Элий Сир, ты сказал, что сделаешь достойный памятник великому человеку — философу Тегету и моей доброй матушке Паксее. Я уже представляю себе, как будет выглядеть это надгробие. Мне не терпится, Элий Сир, поскорее отправиться на поиски святых могил. А тебе следует окончательно утвердиться в той мысли, которую ты хочешь вложить в это мраморное надгробие. Думай об этом, Элий Сир.
— Як твоим услугам, мой господин. Я готов сопровождать тебя и сделаю все, что ты велишь. Не будем откладывать. Отправимся в Неаполь и пойдем оттуда по дороге, ведущей в Помпеи. Как ужасно, что уже нет Помпей! Я уверен, что мы найдем пинию, под которой находятся могилы твоих близких. Мы не ошибемся, потому что, как я понял, на стволе дерева вырезаны знаки…
Они отправились ранним весенним утром, почти не имея с совой вещей. Единственное достояние Антония — резной деревянный ящик с деньгами — был завязан в старый плащ Элия Сира, и раб-ваятель тащил этот груз на спине, никогда не забывая о том, что Это единственный источник благополучия не только для Антония, но и для него.
В первый же день их встречи, когда Антоний, тронутый заботами Элия Сира, предложил ему половину своего достояния, Элий Сир сказал, что отныне и до конца дней своих он будет рядом с Антонием. Будет делить с ним горести и радости и будет пользоваться достоянием Антония настолько, насколько оно ему необходимо. Но ничего лишнего он не возьмет. И, как сказал Антоний, он уже не будет числиться рабом-ваятелем при господине. Впредь все будут знать о том, что Элий Сир вольноотпущенник.
Когда Антоний захотел купить двух осликов, чтобы на них отправиться в это трудное и печальное путешествие, Элий Сир сказал, что считает это лишним.
— У нас с тобой крепкие ноги, господин. Поклажа невелика. Нам надо будет бродить в поисках святого места. А животные только свяжут нас — ведь надо их кормить, поить, заботиться о них. Лучше пойдем не спеша, но верной дорогой, и мы найдем то, что ищем.
Так и сделали. Антоний очень быстро понял, что Элий Сир был прав. Они останавливались в маленьких харчевнях, расположенных у дороги, ведущей из Рима в Неаполь. Отдыхали, покупали себе хлеб, сыр и вино. И шли дальше. Когда они оказались в предместьях Неаполя, Элий Сир предложил попросить ночлега в небольшом, небогатом доме при дороге, где жил всем известный лекарь Аминта Стаций. Щедрая оплата, предложенная лекарю вперед, соблазнила хозяина, и он отвел им небольшое помещение позади дома, которое находилось между столовой и кухней. Уставшие и запыленные, Антоний и Элий Сир были рады, когда им показали колодец во дворе и позволили умыться, испить свежей воды и заказать ужин. Пока хозяйка готовила какую-то ароматную пищу из овощей и баранины, Антоний расположился под навесом из виноградных лоз, и, размышляя над тем, как устроится его судьба, он радовался тому, что нашел тихое пристанище, совсем не похожее на постоялый двор с его шумными постояльцами, криком ослов и перебранкой слуг. Здесь> в доме Аминты Стация, был удивительный покой, располагающий к отдыху.
Едва только Антоний подумал об этой приятной тишине, как вдруг раздался стук колотушки у ворот, и во двор вбежала женщина с маленькой девочкой на руках. Вслед за ней, задыхаясь и спотыкаясь, спешил мужчина, тоже с маленькой девочкой на руках. В тревоге и волнении они кинулись к Аминте Стацию, умоляя спасти девочек, которые отравились рыбой и корчились от боли.
Аминта Стаций прежде всего бросил в костер ковш морского песка, потом разгреб угли и, собрав горячий песок в холщовый мешок, дал женщине и приказал согреть живот пострадавшей девочки.
— Но почему плачут обе? — спросил он женщину. — Я думал, что принесли двоих, потому что не хотели оставить малютку. Но я вижу, что обе корчатся от боли. К тому же они ровесники и, видимо, близнецы, не правда ли?
— Совершенно верно, Аминта Стаций, — ответил отец девочек, молодой плотник, живущий недалеко от лекаря. — Видишь, как они похожи друг на друга. Но самое удивительное — это то, что они постоянно делают одно и то же, подражая друг другу. И вот одна съела рыбу, которая оказалась несвежей, но тут и вторая схватила рыбий хвост. Ведь они всегда болеют в один и тот же день. Помоги нам, Аминта! Дай нам целебные настойки. Я знаю, у тебя собрано великое множество целебных трав.
— Ты уверен, что девочки отравлены рыбой? Может быть, их одолели глисты? Тогда нужно совсем другое средство. Тогда я дам им настойку граната на терпком красном вине.
— Они утром были веселые и здоровые, а потом, после этой рыбы, они не перестают плакать, корчатся, хватаются за живот…
— Если ты уверен в этом, тогда я скажу тебе, как приготовить лекарство. У меня его нет, а делать его хлопотно. Возьми горшок, влей туда шесть секстариев воды и положи туда копыта от окорока. Если нет у тебя копыт, возьми кусок ветчины весом в полфунта. Когда он начнет увариваться, положи туда два кочешка капусты, две свеклы с ботвой, росток папоротника, немного меркурьевой травы, два фунта мидии, рыбу головача, скорпиона, шесть улиток и горсть чечевицы.