В преддверии бури
Шрифт:
«Да? И сколько бы ему понадобилось времени, чтоб меня догнать? — в том же тоне ответила я. — День? Или и того меньше?»
Во время разговора с владыкой мне и вправду приходила в голову мысль о побеге — и была отвергнута безо всяких сожалений. Влад нашёл меня даже в Живом Лесу, а здесь Гардейл, его родина. Я и пары шагов по ущелью сделать не успею, как он нагонит меня и молча пойдёт рядом. Драконий оборотень принял решение и не изменит его — и совершенно бесполезно убеждать его остаться.
Впрочем, я и не пыталась.
Изрезанное облаками солнце плавно закатилось
— Пора, — проронил оборотень. — Отец, наверное, уже ждёт.
— Не развезло бы дорогу, — с некоторым сомнением пробормотала я, вглядываясь в горизонт — тучи надвигались, неспешно переползая через заснеженные вершины, посверкивали угрожающе всполохами молний. — Погоди, дай-ка я их немного перенаправлю.
— Не трать силы. Гроза сухая, ничего не размоет. К утру она будет уже далеко отсюда.
И впрямь, не видно было под надвигающейся армадой никаких белёсых потоков.
— Добрая примета, — помолчав, добавил он. — Отец-Небо благословляет на путь, посылая сухую грозу. Если бы воспротивился — послал обычную.
«Так и не узнала у Тии, что за вера у номадов такая, в Отца-Небо и Мать-Землю, — чертыхнулась я про себя. — На Закате в основном Прародителя чтят, кроме, разве что, язычников, коих только на островах встретить можно. Ну да ладно, Влада потом расспрошу».
Улыбнувшись мыслям, я ухватилась за протянутую оборотнем руку, поднимаясь. Что до грозы… Раз примета добрая, то и пусть себе гремит и сверкает, ветер сильный, к рассвету наверняка унесёт тучи далеко от долины.
Наутро и впрямь распогодилось. Тучи, так и не пролив на долину ни капли, унеслись прочь, терзаемые ветром, и теперь их пышные подбрюшья темнели где-то далеко-далеко за бесснежным первым кольцом. Освобождённое от мрачного покрова небо над Гардейлом посветлело, подмигнули, заходя за горизонт, Сестры, поблекли огни бесчисленных звёзд, и над номадской деревней забрезжил рассвет.
Говорят, предрассветный сон сладок, как никакой другой. Но сегодня даже он не смог удержать номадов дандра у гойе в тёплых постелях. Провожать нас вышла вся деревня. Люди молча шли следом за вялыми спросонья лошадьми до самого ущелья и остановились лишь у узкого каменного прохода, сжатого стенами внешнего кольца. Владыка, возглавлявший шествие, не говоря ни слова, выcтупил вперёд, долго смотрел на нас с Владом, а потом медленно, будто бы нехотя коснулся вытянутыми, плотно прижатыми друг к другу пальцами правой руки лба, а после приложил их к сердцу. Да так и остался стоять. Номады повторили этот жест, дополнив его лёгкими поклонами в нашу сторону. Повторил его и Влад и замер, глядя на отца. Молчаливый диалог, неслышимый и непонятный никому, кроме дракона и его сына, не длился долго. То ли потому, что взгляд иногда бывает быстрее и точнее слова, а то ли потому, что долгое прощание умягчает сердце и отбирает решимость.
Влад пошевелился, расправляя плечи, дёрнул поводьями, заставляя лошадь взвиться на дыбы и, мелко переступая копытами, развернуться к ущелью. Я посмотрела на владыку и застывшую рядом Тию. Отчего-то казалось, что больше мы никогда не встретимся.
«Глупость какая, — тут же одёрнула я саму себя, — Конечно, встретимся, и не раз».
На мгновение задержавшись взглядом на их лицах, я направила коня в ущелье.
Потянулись унылые, однообразные склоны. На какое-то время их расцветило привычным уже буйством красок вынырнувшее из-за гребня солнце, а затем ущелье вновь приобрело свой обычный скучный вид. Похрустывали под копытами лошадей усыпавшие тропу камни, негромко посвистывал заблудившийся меж каменных выступов и кулуаров ветер, изредка пролетали над головой пушистые клубки белоснежных облаков.
Ночёвка, как и в прошлый раз, устроенная прямо посреди тропы, от предыдущей отличалась лишь тем, что я совсем не мёрзла — сказалась некоторая привычка к переменчивому горному климату с тёплыми, иногда даже жаркими днями и неизменно холодными ночами, да горячее тело драконьего оборотня, согревавшее не хуже костра.
Проснулась я от едкого запаха гари. Села, потирая заспанные глаза и осоловело оглядываясь вокруг. До рассвета было ещё далеко — Сестры едва перевалили за половину своего обычного пути.
С юга вздымалось зарево, и, хоть многочисленные повороты ущелья скрывали его причину, догадаться о ней было несложно. Пожар! Настолько сильный и большой, что кроваво-красные сполохи видны даже отсюда, с зажатой далеко не низкими скальными склонами тропы.
Рядом заворочался Влад, шумно втянул носом воздух и сел, хищно уставившись на зарево.
— Что там горит? — тихо спросила я, ни к кому, в сущности, не обращаясь, скорее, просто проговаривая мысли вслух.
И вдруг увидела.
Глаза ожгло нестерпимым жаром, губы и кожа на щеках высохли в один миг. Ущелье исчезло, и я вдруг оказалась на затянутой дымом равнине. Далеко за спиной высились теперь снежные шапки Полуночных гор, а впереди, шагах в ста, вздымалась почти до небес сплошная стена яростно воющего огня; она раскинулась от восходного края до закатного, нигде не прерываясь, озаряя окрестности светом, едва ли не ярче солнечного. Под ногами чернела жирная сажа — всё, что осталось от сочного разнотравья, свойственного самому концу весны.
Прикрыв слезящиеся глаза рукавом и непрерывно кашляя от лезущего в лёгкие дыма, разостлавшегося вокруг грандиозного пожарища, я стояла, будто прикованная к этому самому месту, не в силах сдвинуться с него, не замечая, как тлеют, вспыхивая изредка жгучими искрами, кончики заплетённых в косу волос, как тянет палёным от отороченных мехом рукавов кожаной номадской куртки, и никак не могла поверить в то, что видела. Горел лес, огромный, протянувшийся от горизонта до горизонта. На карте Закатных земель красовались всего два зелёных гиганта, простиравшихся настолько далеко. Один, отгораживающий земли огненноглазых эйо от людских, расположился на восходе, за много лиг от застывших сзади громад Полуночных гор, а второй…