В приисковой глуши
Шрифт:
VII.
В числе различных сантиментальных глупостей, которые взрослые люди думают о детях, нет более нелепой и неверной, как успокоительная вера в детское глубокое неведение событий, среди которых они ежедневно вращаются, неведение мотивов и характеров людей, окружающих их. Случайные обмолвки enfants terribles ничто в сравнении с опасными секретами, которые скромный ребенок ежедневно узнает и глубоко таит в своем маленьком сердечке. Общество должно быть глубоко благодарно за этот такт и осторожность — качества, чаще встречающиеся в детях, чем во взрослых людях — и самый совершенный из светских людей мог бы поучиться у маленькой аудитории невозмутимости, с какой она выслушивает от взрослых ложь и наружно принимает, за нравственные и истинные, пустые фразы, которые сочиняются для обихода.
Поэтому неудивительно, что малолетняя колония в Инджиан-Спринге знала гораздо больше об истинных отношениях Кресси Мак-Кинстри к ее поклонникам, нежели сами эти поклонники. Конечно, это не выражалось словами — дети редко сплетничают в такой форме, как взрослые. Шепот, смех, часто кажущийся бессмысленным, передают от одного к другому известие, имеющее значение, а часто необъяснимый взрыв хохота, приписываемый взрослыми «животному веселью» — свойство гораздо менее свойственное детям, нежели воображают — является единственным выражением какого-нибудь открытия, ускользнувшего от проницательности взрослых.
Детская простота дяди Бена была симпатичнее детям и хотя по самой этой причине они относились к нему не с большим уважением, чем друг к другу, но за то порой бывали с ним более откровенны.
Главным образом, Руперт Фильджи относился к нему с некоторого рода покровительством, хотя по временам и сомневался в его здравомыслии, несмотря на обещанное место доверенного клерка, которое он должен был от него получить.
В тот день, как случились события, рассказанные в предыдущей главе, Руперт, возвращаясь из школы, был несколько удивлен, увидя дядю Бена, усевшегося на заборе, около скромной двери жилища Фильджи и, очевидно, его поджидавшего. Медленно слезая с забора при приближении Руперта и Джонни, он несколько мгновений с таинственной и лукавой улыбкой поглядел на Руперта.
— Руп, старина, у вас уже, поди, упакованы ваши вещи?
Краска удовольствия залила прелестное лицо мальчика. Он бросил, однако, беглый взгляд на прицепившегося к нему Джонни.
— Потому что мы рассчитываем выехать в Сакраменто в четыре часа, — продолжал дядя Бен, наслаждаясь скептическим наполовину удивлением Руперта. — Вы поступаете ко мне на службу, так сказать, с этого часа, на жалованье в семьдесят пять долларов в месяц, с квартирой и содержанием, в качестве доверенного клерка, так ведь?
Ямочки на щеках Руперта явственно обозначились в его милом, почти женственном смущении.
— Но, как же папа… — пробормотал он.
— С ним мы уже сладили дело. Он согласен.
— Но?…
Дядя Бен следил за взглядом Руперта, остановившимся на Джонни, который, однако, казался погруженным в созерцание узора на галстухе дяди Бена.
— И это тоже улажено, — сказал он с значительной улыбкой. — За ним будет ходить китаец. Он уже нанят.
— А учитель… м-р Форд… вы ему сообщили об этом? — спросил Руперт, расцветая.
Дядя Бен слегка кашлянул.
— Он тоже согласен, как мне кажется. То есть он почти что согласился на это в общем разговоре со мной, неделю тому назад.
И он задумчиво вытер рот.
Тень подозрения омрачила темные глаза мальчика.
— Не едет ли с нами еще кто-нибудь? — поспешно спросил он.
— На этот раз, нет, — снисходительно отвечал дядя Бен. — Видите ли, Руп, — продолжал он, отводя его в сторону с видом забавно-таинственным, — это дело принадлежит к частной и конфиденциальной переписке нашего дома. Из известий, полученных нами…
— Нами? — перебил Руперт.
— Нами, то есть фирмой, знаете, — продолжал дядя Бен с напыщенной торжественностью, — мы едем — то есть вы, да я, Руп, — мы едем в Сакраменто, для расследования одного обстоятельства; мы должны узнать про одну лэди, замужем она или разведена, и где она живет, и чем занимается, ну, и все такое, и вступить с нею в переговоры, в конфиденциальную, так сказать, беседу; вы войдете к ней в дом, а я буду ждать на улице, пока вы меня кликнете, если понадобится.
Заметив, что Руперт несколько смущен этими странными подробностями, он оставил пока эту тему и, заглянув в портфель, сказал:
— Я сделал список предметов, о которых мы подробнее поговорим дорогой.
И снова рекомендовал Руперту не опоздать в почтовую контору с своим багажом и весело с ним простился.
Когда он исчез, Джонни Фильджи, не говоря ни слова в пояснение, принялся теребить брата, бить его по ногам и по рукам, сопровождая свои удары неясными восклицаниями и в конце концов залился горькими слезами, бросился на землю и заболтал в воздухе ногами. Руперт принимал все эти характерные знаки оскорбленных и отчаянных чувств очень снисходительно, повторяя только:
— Ну, перестань, Джонни, перестань же!
И, наконец, снес его насильно в дом.
Там Джонни объявил, что убьет всякого китайца, который вздумает его раздевать и одевать, и подожжет дом, если брат так низко бросит его, и Руперт вынужден был немножко поплакать над безумствовавшим братишкой.
Но в конце концов Джонни допустил утешить себя апельсином и перочинным ножом с четырьмя лезвиями и развлекся, следя за тем, как укладывалось имущество Руперта. Руперт утешал его тем, что скоро вернется назад и привезет ему золотые часы, и Джонни, ослепленный такой великолепной перспективой, великодушно согласился топить печи и мыть посуду. После нескольких детских замечаний на счет отсутствовавшего родителя, который в это время играл в polier в «Магнолия-Салоне», — замечаний, которые было бы не совсем приятно услышать этому человеку, — он был душой общества, но нерадивым семьянином, — и, пролив еще несколько слез, они, наконец, расстались. И тут вдруг Джонни до того проникся сознанием пустоты жизни и суетой вещей вообще, что решился бежать из дому.
С этой целью он захватил с собой небольшой топорик, краюшку хлеба и весь сахар, который оставался в разбитой сахарнице. Снарядившись таким образом, он отправился сперва в школу, чтобы вытащить из своего пюпитра все принадлежавшие ему вещи. Если учитель там, он скажет, что его прислал Руперт. Если его там нет, он влезет в окно. Солнце уже заходило, когда он достиг до прогалины: и увидел кавалькаду вооруженных людей вокруг строения.
Первой мыслью Джонни было, что учитель убил дядю Бена или Мастерса, и что эти люди, пользуясь отсутствием его старшего брата, Руперта, собираются казнить учителя судом Линча. Заметив, однако, что учитель не сопротивляется, он подумал, что его выбрали губернатором Калифорнии, и он готовится от ехать со свитой из школьного дома, и что он, Джонни, попал как раз вовремя, чтобы видеть процессию.