В присутствии врага
Шрифт:
— Я заключила с Богом сделку.
Лаксфорд глянул на нее. Фары встречного грузовика осветили ее лицо. Она продолжала:
— Я сказала Ему, что если Он вернет мне Лео, я уйду от тебя, Деннис, потому что не вижу иного способа тебя вразумить, Деннис.
— Вразумить? — переспросил он.
— Я не представляю, как я смогу покинуть тебя.
— Фи…
— Но я от тебя уйду. Мы с Лео уйдем. Если ты не откажешься от мысли о Беверстоке.
— По-моему, я со всей определенностью дал понять, что Лео может туда не поступать.
— А когда ужас «случившегося» — как ты это называешь — рассеется? Как только Лео снова начнет тебя раздражать? Как только он начнет подпрыгивать вместо того, чтобы шагать? Как только слишком красиво запоет? Как только попросит отвести его в день рождения на балет, а не на футбольный или крикетный матч? Что будет, когда ты снова посчитаешь, что ему требуется небольшая закалка?
— Клянусь, что буду держать язык за зубами. Этого достаточно, Фиона?
— Конечно, недостаточно. Я буду знать, о чем ты думаешь.
— О чем я думаю, не важно, — сказал Лаксфорд. — Я научусь принимать его таким, какой он есть. — Он снова глянул на жену. Выражение ее лица было неумолимым. Он понял, что Фиона не блефует, и сказал: — Я его люблю. Несмотря на все мои ошибки, я его люблю.
— Таким, какой он есть, или таким, каким ты хочешь его видеть?
— Каждый отец мечтает.
— Мечты отца не должны превращаться в кошмары его сына.
— Мне нужно понять его, — сказал Лаксфорд. — И я его пойму. Дай мне попытаться. Я пойму.
Добравшись до окраины Амсфорда, они последовали указаниям констебля Нкаты и остановились на стоянке рядом с патрульной машиной.
Внутри участка кипела бурная деятельность, характерная для разгара рабочего дня, но никак не для глубокой ночи. По коридорам сновали констебли в форме. Мужчина в костюме-тройке, с «дипломатом», назвавшийся Джеральдом Соуфортом, эсквайром, адвокатом, требовал свидания со своим клиентом. Страшно бледная женщина шла мимо стойки дежурного, тяжело опираясь на руку лысеющего мужчины, который похлопывал ее по руке и говорил:
— Давай-ка я отвезу тебя домой, ягодка.
Группа санитаров отвечала на вопросы полицейского в штатском. Одинокий репортер сердито расспрашивал дежурного сержанта.
Через голову журналиста Лаксфорд громко произнес:
— Деннис Лаксфорд. Я…
Женщина, шедшая мимо стойки дежурного, стала прижиматься к своему спутнику, запричитала:
— Не бросай меня, Сэмми. Скажи, что ты меня не бросишь!
— Никогда, — с жаром ответил Сэмми. — Вот увидишь. — Он позволил ей спрятать лицо у себя на груди, когда они проходили мимо Лаксфорда и Фионы, и пара покинула участок.
— Я приехал за своим сыном, — объяснил Лаксфорд сержанту.
Тот кивнул и снял трубку, нажал три кнопки, коротко доложил, дал отбой. Не прошло и минуты, как дверь рядом со стойкой дежурного открылась. Кто-то окликнул Лаксфорда по имени, он взял жену за руку, и вместе они вошли в коридор, тянувшийся через все здание.
— Сюда, — сказала женщина-констебль. Подвела их к двери, которую открыла перед ними.
— Где Лео? — спросила Фиона.
— Подождите, пожалуйста, — сказала констебль и оставила их.
Фиона принялась ходить взад-вперед. Лаксфорд ждал. Оба они прислушивались к звукам в коридоре. В следующие десять минут мимо прошло не менее тридцати человек, и затем спокойный мужской голос наконец спросил:
— Сюда?
Дверь открылась.
Увидев их, инспектор Линли немедленно сказал:
— С Лео все в порядке. Мы немного задержались, потому что его осматривал врач.
— Врач? — вскрикнула Фиона. — Он не… Линли взял ее за руку.
— Это всего лишь меры предосторожности. Когда мой сержант привезла его, он был весь в грязи, поэтому мы еще и отмываем его. Уже недолго осталось.
— Но он здоров? Здоров? Инспектор улыбнулся.
— Он более чем здоров. В основном благодаря ему мой сержант осталась жива. Он напал на убийцу и оставил у него на черепе отметину, чтобы тот век помнил. Если бы он этого не сделал, мы бы сейчас здесь не разговаривали. Или, во всяком случае, наша беседа носила бы совсем иной характер.
— Лео? — переспросила Фиона. — Лео это сделал?
— Сначала он обшарил сточную канаву в поисках оружия, — объяснил Линли. — А затем воспользовался монтировкой с ловкостью молодого человека, который с пеленок только и делал, что раскраивал черепа.
Он снова улыбнулся. Лаксфорд понял, что полицейский пытается снять напряжение Фионы, он взял жену за руку и усадил на стул.
— Лео такой шалопай, — сказал Лаксфорд. — Но именно это и требовалось в таких обстоятельствах. А. Вот и он.
И действительно, это был он, на руках у констебля Нкаты — волосы влажные, одежда высушена, но все еще грязная, голова покоится на груди чернокожего констебля. Мальчик спал.
— Дрыхнет без задних ног, — сообщил им Нката. — Ему не давали уснуть, чтобы врач мог его осмотреть, но пока мыли ему голову, уснул. Боюсь, волосы пришлось вымыть туалетным мылом. Ну, дома вы его как следует ототрете.
Лаксфорд принял у констебля сына.
— Лео, Лео, — проговорила Фиона и коснулась его головы.
— Мы ненадолго вас оставим, — сказал Линли. — Когда вы поздороваетесь, мы снова поговорим.
Дверь тихо закрылась, Лаксфорд сел на стул, держа Лео на коленях и удивляясь, какой он легкий, ощущая каждую косточку его тела, словно впервые касался его. Закрыл глаза и вдохнул исходивший от Лео смешанный запах плохо промытых мылом волос и грязной одежды. Он поцеловал сына в лоб, потом в оба глаза.