В прятки с реальностью
Шрифт:
Сколько продолжалась эта болевая агония, минуты, часы, дни? Не знаю. Тело не слушалось, все силы уходили только на жалкие попытки еще раз вздохнуть. Слух снова уловил тихий шепот, иногда это было несколько голосов, но почти всегда я слышал ее.
— Вайро, ты только держись, прошу тебя! Не вздумай умирать, ты слышишь меня! — тяжелые вздохи, срывающийся на слезы голос. Холодные пальцы оглаживающие мои щеки, лоб, голову… Я слышу девочка, все слышу. Ты только не плачь! — Прости меня, прости за те слова… Ты нужен мне, не оставляй меня, пожалуйста. Ты даже не представляешь, как дорог мне! — снова всхлипывает, утыкается мокрым лицом мне в руку. Хочется улыбнуться, стереть
А потом я вдруг понял, что у меня есть глаза, и открыл их. Яркий дневной свет оглушил, точно сильный удар. Я прикрыл веки, но тут же не удержался и попытался оглядеться. Никаких сомнений: я жив, и я в лазарете. Да это просто ох*енно!
Подошел док, наклонился к самому лицу и спросил отчетливо:
— Ты меня слышишь? — я вроде бы кивнул, но на это еще не было сил. — Теперь точно выкарабкаешься! — Стивенс что-то вколол мне, потом вышел из палаты, а я стал разглядывать потолок. Значит, я жив и у меня опять есть шанс.
Я попробовал приподнять голову и пошевелить рукой, мне это удалось. Сбоку что-то противно пищало, наверное, какой-то медицинский аппарат. Слабость во всем теле, но теперь я точно знал, что не умер. Мне столько еще нужно сделать. И пусть, говорить я не мастер, но я хочу, чтобы она знала, как я к ней отношусь. Я знаю, она ведь умеет это делать, узнавать, без слов…
Тут дверь открылась, и в палату бочком и очень осторожно внедрилась Линн. Застыла в нерешительности, улыбается. Ореховые глаза полыхают нежностью. Испугалась. Теплая волна окутала меня, согревая изнутри. С огромным трудом подвинулся на жесткой койке, хлопнув ладонью рядом с собой. Она молчком залезает на кушетку, укладываясь головой на мое плечо. Обеспокоенно поглядывает кусая губы, потом закрыла глаза, заплакала, тихо нашептывая.
— Господи, спасибо тебе, что он жив. Спасибо! Как хорошо, когда есть кто-то, кого любишь… — «Да», мысленно согласился я, и тут до меня дошло, что она сказала. В этом месте я похватал ртом воздух, точно рыба выброшенная на берег, стараясь унять сбившееся дыхание. В грудине стало тревожно толкаться сердце…
Вспомнилось сафари, идиотские, тупые, детские выходки неофиток… Как поймал впервые ее полный желания взгляд, и еле сдержался, чтобы не взять ее прямо на медицинской кушетке лазарета на старой базе… Как рвано звучало ее дыхание, как она испуганно облизывала пересохшие губы… как хотелось их попробовать. У меня было много женщин, я принимал это как должное, без обязательств. Просто секс, и ничего большего. Но впервые мне стало необходимо, просто до судорог хотелось бережно прикоснуться к этой девице. Да что за… Какого черта?
Крепко прижимая к себе, до боли, до треска хрупких костей. До сладких всхлипов, до полного подчинения умопомрачительного, горячего тела. Притянула за шею, тяжело вздыхая, так, что можно было заглянуть в целую бездну ее глаз и тянутся губами к губам. Мягким и нежным губам, податливым, которые так хочется целовать, ни капли не сдерживаясь, жадно и властно прихватывая своими. Покусывать. И снова растерянно вглядывалась в мои затуманенные глаза, затянутые похотью снизу вверх, дразнящим взглядом залитым страстью. И не отводила его ни на секунду, не на мгновение, даже когда мои руки, словно опомнившись оттолкнули, словно боясь сорваться, потерять контроль над ситуацией. Как же мне безумно хотелось, не в силах больше терпеть сжимать ее бедра, проникнуть в нее, сильнее ускоряется, задавать бешеный темп, доводя ее до сдавленных криков сквозь зубы, до умоляющего хныканья… Но нельзя, вашу мать, нельзя…
Как мучительно долго тянулись следующие сутки, а прикрывая веки я вновь видел ее лицо, влажные, ласковые губы, которые она снова немного прикусывала от захватывающей страсти, от нахлынувших эмоций. Ее жаркий и сводящий с ума взгляд, рвущееся на хрипы судорожное дыхание. Мои ладони шарившие по стройному телу. Сжимающие, стискивающие небольшую грудь. Губы, водившие по тонкой шее, прикусывающие стянутые в горошины соски до еле сдерживаемого и чуть слышного протяжного стона. Это были самые долгие сутки в моей жизни, пока я не получил до невозможной отчетливости желаемого тела. Без слов, они были не нужны, все и так стало ясно, как только я увидел ее горящие пламенем глаза.
А ведь раньше она была для меня одним сплошным недоразумением. Шумная, мерзкая, постоянно мельтешащая перед глазами. Дурацкая мальчишечья прическа с выбритыми висками, не складная. Не такая. Эта неугомонная девица словно вынырнула из какого-то другого мира. Из того мира, который не мог явиться здравомыслящему человеку, ну разве что под каким-то забористым алкоголем или еще чем покрепче. Вот только этого почему-то никто, кроме меня, не замечал. Таких не должно быть в Бесстрашии. Не бывает в этом мире. Не бывает в моем мире, я только морщился и щурился при виде Линн, словно ее веселая и очень пакостная улыбка ослепляла.
Она действовала на нервы. Она была вся словно один сплошной натянутый до предела нерв. Мой нерв. Так нелепо выглядевшая девица с десятком сережек в ушах, криво, подстриженными волосами, и облезшим черным лаком на коротких ногтях. Она постоянно смеялась. Громко и заливисто. Иногда, просто до омерзения. А потом все резко перевернулось, когда она, не дав мне опомниться, смешно зажмурилась и прижалась губами к моему приоткрывшемуся от изумления рту. Тогда-то и рухнули все преграды, сорвались затянутые до предела болты…
Целые, еле протянувшиеся сутки, 24 часа, 1440 минут, и черт знает, сколько секунд… И все замелькало в безумном круговороте ощущений. Наши пальцы судорожно путались в одежде, молниях и пуговицах, губы беспорядочно касались горячей кожи, тела тесно сплетались в неудержимом единстве. Я уже ничего не соображал, больше не видя никаких мелькающих событий, лишь вглядываясь в ее неповторимые ореховые глаза, поглаживая теплую кожу, ероша темные волосы за маленькими ушками, отбрасывая небрежно стянутую одежду куда-то на пол рядом с кроватью и позволяя себе делать с ней все, о чем только мечтал все эти еб*нные сутки. Все то, что так выразительно рисовало воображение. Все то, чего мне так хотелось, когда я ее видел… пальцами, губами, языком на ее податливом, выгибающемся навстречу теле. И ей, как и мне, это умопомрачительно нравилось.
Она казалась слабой и хрупкой, покрывая кожу невесомыми поцелуями, послушно прогибаясь, отдаваясь на мою волю, и едва слышно смеясь над собственной же неопытностью и неуклюжими попытками справиться с нахлынувшем желанием. Если она и не умела раньше, то училась быстро, уже через минуту прижимаясь всем телом, впиваясь пальцами в мои плечи и все еще осторожно целуя. А потом вдруг снова отстранялась и пытливо заглядывала в глаза, и опять тихонько смеялась. И даже этот смех больше не раздражал, а заставлял мои губы растягиваться в ответной улыбке и жадно вглядываться, полностью впитывая ее с ума сводящий взгляд. И почему же я так медлил? Почему раньше не разглядел ее? Почему убежал и не решился просто ответить на ее ласку? Просто замереть на мгновение, позволяя ей податься вперед, одним только взглядом убедившую в том, что она хочет, что я ей нужен.