В прятки с реальностью
Шрифт:
— Воняет как-то странно, — констатирует Алекс, ловко спрыгивая вниз, — будто животное где-то сдохло.
— Тебе не кажется подозрительным, что здесь слишком чистенько, для безлюдного города? — добавляю я маслица в огонь.
— И сетка относительно новая, — шепчет командир, подобравшись, указывая на слегка облезлую, желтую табличку с нарисованной молнией. — Значит, здесь было электричество. Похоже на лагерь для пленных.
— Или «испытуемых», — осенило меня.
— Ладно, проверим.
Он кивком головы подзывает за собой, осторожно скользя вдоль рабицы. Намертво зажав в ладони APP и вздохнув поглубже, унимая разошедшееся сердце,
— Стоять, не двигаться, — предупреждает его командир, — Кто вы? Сколько вас здесь? — мужчина все приближается, вытянув вперед руку, словно прося помощи и открывая рот, точно скалится. Хрипит. Его лицо покрыто чем-то странным, будто гнильем, а глаза страшные, безэмоциональные, потерявшие все человеческое, подернуты желтоватой пленкой. Мертвые глаза. — Вот же ж еб*нная х*йность! — ругается Эванс, когда до его сознания доехало все увиденное, а у меня, так, вообще, язык отсох, потому как из дверей вывалилась еще парочка, в таком же видке. А за ними уже толпища…
Эти люди… Сердце останавливается и не вздохнуть. Похоже, единственный кто любит ох*итительно пошутить, это судьба, при этом ее слегка экстравагантный юмор, вместо улыбки вызывает совершенно иное. Например… ступор и шок. Я готова была поклясться, что эти люди мертвы, и уже давно — их руки и лица не измазаны, они разлагаются. Землистая кожа висит клоками, покрытая бурым. И запах этот, никто не смог бы выдержать такой вони. Они жутко хрипят, тянут скрюченные пальца, разевают гнилые рты… Сердце заходится от страха. Мамочки! Да как такое, вообще, может быть?
— Алекс, назад, они мертвые. — выстанываю я, вцепившись в пистолет и изо всех сил стараясь не дышать.
Тем временем первый почти доковылял до него, а я сжала зубы и приготовилась орать, но вместо этого выстрелила. Так страшно мне, наверно, никогда не было, когда человек просто немного дернулся назад, ведь стреляла-то я ему в сердце, и продолжил движение… Мороз ползет по лопаткам, пальцы подрагивают на курке, жутко-то как, на нас медленно ползет хрипящая толпа, и Алекс выпускает патрон, подстреленному мной мужчине в голову, разнося череп. Тот падает и уже затихает… Вонючая жижа и ошметки мозгов растекаются по асфальту. А дальше всё, как в кошмаре.
Сердце громко и больно выстукивает в груди, ладони вспотели. Уф… мы осторожно пятимся назад, прикрывая рукавами носы и отстреливая всех, кто только протягивает к нам свои гнилые руки, сдерживая позывы тошноты. Едкий запах пороха расплывается по двору, но вонь разложения стоит невозможная. Выстрел, еще выстрел… тела валятся, но на их местах появляются новые. Просто заставляю себя не паниковать, иначе нам конец. Сколько их здесь? Много. Десятка два
— Скай, их слишком много. У нас патронов не хватит, — я слышу голос Алекса, как сквозь вату, шарканье чужих ног разносится над городом, и выстрелы. — Надо уходить. — командир нервно поигрывает скулами и пытается оттеснить меня за спину. Ну, это он здорово придумал, конечно.
— Прекрати за меня трястись и не отвлекайся, — шиплю я на него, выцеливая еще одного подобравшегося. Не хочу, чтоб он вертел башкой приглядывая, сам подставляясь. Черт возьми, я боюсь за него больше, чем за себя. — Я сама о себе позабочусь.
— Позаботится она, бл*дь, — рявкает Эванс, — живо пошла, я прикрою.
Ох, ебт твою мать, выколупываю из душонки, свалившейся в пятки, остатки храбрости и судорожно ищу глазами хоть какое-то убежище. От забора нас неумолимо оттеснили, придется пробиваться к зданию.
— Пожарная лестница, — восклицаю я, бездарно упустив момент, как на меня вынырнул один покойничек и, на удивление крепко вцепившись в плечо, решил мной полакомится. Шизанутся можно… пасть разочарованно щелкает, не урвав кусочка. — Да бл*дский черт…
Рядом ахает выстрел, затылок разлетается вдрызг, окатив меня зловонной мерзостью. Всё, ща блю… Командир ногой отпихивает от меня труп, второго за шкирку и со словами «пшелнах» отшвыривает на подступающих, расчищая дорогу, и подгоняет вперед, где по серой стене, змеится дребезжащая лестница. Еб*нутся же, а вдруг она нас не выдержит…, но цепляюсь за скобы, трясущимися от напряжения руками. Выбора нет, придется лезть. Лишь бы там никого не было. Путь наверх кажется бесконечным — десять метров до цели… Пять… Три… Два… Один… Взмокшие выскакиваем, оглядываясь, нацеливая стволы — никого, фу-ух. Теперь мы в относительной безопасности, на крыше, старательно переводим дух и жадно хватаем свежий воздух. Я со стоном сползаю по парапету, ножки подкашиваются, сжимаю пляшущие кисти коленями и отдуваюсь. Тело дрожит от схлынувшего адреналина, пока мозг пытается переварить все случившееся. Камень с души… живые, я выдаю самую неприличную из всего своего словесного запаса, злобную тираду в небо. Командир округляет глаза. День клонится к вечеру, скоро начнет смеркаться. Надо еще как-то выбраться отсюда и найти ночлег до того, как совсем стемнеет.
— Боже, как же воняет… — тоненьким голосочком, жалуюсь я мужчине, очень недовольно смотрящему вниз, на хрипящую массу.
— Я не заметил ни у одного видимых следов повреждений и они примерно все в одинаковой степени разложения.
— И одеты одинаково, в медицинские пижамки лаборатории недовольных, — добиваю я шокированного командира.
— А это значит… — Что это значит, озвучивать Эванс не спешил, и так всё было понятно. Какие-то очередные эксперименты с сыворотками или допингом, а то и похуже. Хотя, куда уж хуже? — Что за херня их превратила в ЭТО? Скай, ты как, нормально? — отмирает он, тревожно меня осматривая и протягивая руку, помогая подняться. Нет, не нормально, совсем-совсем не нормально. Я и так сумасшедшая, а тут такое…, а до меня доходит, что все, кто там, внизу — мертвые, но относительно живые. А такого не бывает! Прошибает холодный пот и сердце несется вскачь вне всяких ограничений скорости, пульс болезненно грохает в висках, дурнота накрывает одним разом, сквозь гул в ушах я слышу низкий голос и лечу в спасительное забытьё.