В прятки со смертью
Шрифт:
— Ладно. Как ты догадалась, что эти файлы могут быть кому-то нужны, кроме Джанин?
— Да она, сколько я ее помню, всегда похвастаться любила. Да еще я услышала, как она планирует использовать бесстрашных, описывала все настоящие и будущие опыты над дивергентами. Делала им какие-то уколы, они так бились, несчастные- ревет опять, ну что за на х*й, — она все думала, что они какие-то особенные, а на самом деле…- смотрю глаза начинают закрываться у девчонки, укол действует
— Ты сейчас потеряешь сознание. Будь смелой. — Вытаскиваю пистолет, направляю на нее. Девчонка закатывает глаза и валится на пол. Вот и ладушки.
Подхватываю ее на руки, несу в лазарет. Ну, Дин, теперь твоя очередь.
Дин
Когда Эрик принес ее, она была похожа на измученного падшего ангела. Руки и ноги в кровоподтеках и царапинах, без сознания. Такая трогательная и беззащитная, казалась на руках Эрика инородным телом. Длинные, чуть вьющиеся волосы спутаны, огромные глаза закрыты.
— Долго она будет без сознания? — спрашивает Эрик.
— Еще час, может больше, уж больно щуплая, — безразлично отвечаю я, ни дрогнув ни одним мускулом. — Теперь с ней все будет в порядке. Я спрячу ее в одной из лабораторий на нижнем уровне. Сэм туда не ходит, ему там нечего делать.
— Вот и ладушки. Смотри, чтоб девка не сдохла. Мне от нее надо получить код от сейфа.
— Не волнуйся, с ней все будет в порядке.
Эрик ушел, а я стоял и смотрел на нее. Я ее сразу узнал. Она была влюблена в Майлса, дивергента, над которым ставила опыты Джанин. Я уже тогда заметил ее, но она не замечала никого, кроме своего парня. Я понимал, что у меня нет шансов, но все равно каждый раз ловил взгляд ее голубых глаз. Она всегда напоминала мне ангела. Невероятно женственная, тонкая, умная, последнее время очень печальная. И испуганная. Так хотелось ее защитить, но что я мог? Теперь у меня есть такая возможность, и я все сделаю, чтобы не дать ее в обиду. Теперь она моя.
Пушистые ресницы вздрагивают, она пытается открыть глаза. Обводит взглядом помещение, смотрит испугано прямо на меня.
— Где я? Кто ты такой?
— Ты в безопасности. Я — твой ангел-хранитель.
Эрик
Ночь — это опять виски и пачка сигарет. Я больше не могу позволить себе слабость. Надо выбираться отсюда, это и так слишком затянулось.
Девчонка не обманула. Сказала код, диск оказался на месте. То, что она поведала мне, совершенно не удивительно. Бездоказательно, зато правдоподобно и логично. Молодец Сэм все-таки. Любую ситуацию повернет в свою пользу. Когда он успел заставить Джанин подписать закон? Или тут какие-то технологии пошли в ход? Подделки подписи и еще что-нибудь в этом роде? Или сыворотку какую-нибудь ей ввел? Ну, ладно, сейчас уже не важно.
Дин просит меня забрать Мелиссу с собой. Говорит, что Сэм проявляет заинтересованность к нижнему уровню. То ли закрыть его хочет, то ли организовать там что-то. Черт, вот только девки мне не хватало. Похоже действительно придется ее с собой взять. И Гиля надо тут оставить, он обещал помочь со связью по одному ему известному каналу.
Теперь диск у меня. Я его даже посмотрел. 4 часа Джанин вещает какая она талантливая умница. Несколько раз прогнал диск — ни слова, ни полслова об объекте А-238. Только об уже имеющихся сыворотках и их усовершенствовании. Как создавалась сыворотка памяти, моделирования. Сыворотка смерти. Про сыворотку симуляции сказала только мельком, что мол давно ее создала, она уже устарела, надо что-то новое.
Что нам это дает? Надеюсь многое. Пока я был тут, в Эрудиции, я понял, что не все рады отмене фракций. Кто-то поддерживает, но считает, что это должно быть по желанию. Джанин придумала и осуществила поистине великолепный план. Все отлично, не подкопаешься. Отречение зло, зло надо убрать, Джанин благодетель и лидер всея фракций. Сэм заставляет ее подписать закон, по которому лидером может быть любой. Занимает ее место. Отменяет фракции, сам лидер всех вообще. Принимает законы самостоятельно, любые, даже преступные. Не самая плохая позиция. Ну, дальше, как по накатанной — мы должны жить вместе, как единый организм, помогать друг другу и, в конечном итоге, все работают только на одну небольшую кучку людей. Четко, и главное, быстро. Молодцы они все-таки.
Но что-то не дает до конца сложить картинку. Ну, захватил он власть. Быстро, так, что никто и очухаться не успел. Но он же не может не понимать, что когда люди придут в себя, они будут сопротивляться. Надо либо организовывать такое общество, чтобы всем было хорошо, либо держать всех в страхе. Организовывать он ничего не собирается, это я уже понял. Как он собирается держать всех в страхе? Этой тупой кучей изгоев? Которые добрались до ресурсов и только и делают, что ничего не делают? Повсюду уже развал и разруха. Люди все больше уходят за стену. В городе процветает мародерство и убийства стали обыденностью. Искренность перестала работать как судебный орган, теперь каждый сам за себя. Если бы было чуть больше подготовленных людей, можно было бы уже сейчас напасть и убрать Сэма с дороги, но люди разрознены, каждому в отдельности все это не нравится, но организации нет. Нужен некий центр организации, чтобы осуществить объединение людей против режима. Я так и не понял, что Сэм задумал. Слишком все просто получается. Если бесстрашные объединятся, то перебить тупых изгоев не составит труда, они учиться не хотят, это не армия. На что же он рассчитывает?
Надо валить отсюда. Мы и так тут засиделись. Чем быстрее мы организуем сопротивление, тем легче будет с Сэмом и его тупорезами справится. Дина и Гиля надо будет оставить тут. Надо наладить связь, это самое важное. Без своих людей в Эрудиции трудно нам будет. Завтра обязательно надо переговорить с Дином. Я должен точно знать, будет он нам помогать или нет. Парень он не плохой. У них вообще…
Невеселые мысли плавно перетекают к Эшли. Я уже у этому привык. Где бы я не находился, чтобы я ни делал, я все время думаю о ней. Думаю уже спокойнее, но думаю. Как же хочется ее увидеть, черт! Я думал со временем это пройдет, но оказалось, что со временем становится только хуже. Потребность увидеть ее просто подкашивает. Еще совсем недавно я злился, что все время ее вижу, что она мельтишит у меня перед глазами, влипает в истории, ужасно раздражает своим невинным видом. Что с ней стало за время, пока я ее не видел? Она думала, что я предатель. Я оттолкнул ее. Обидел. Чтобы держалась от меня подальше. Теперь, наверное, Эшли меня ненавидит…
Ладно, надо поспать, хоть пару часов. Да и валить отсюда надо бы уже. Диск я достал, про Сэма понял не все, но торчать тут больше смысла нет. Голова еще не коснулась подушки, как я проваливаюсь в сон.
Плотный, густой туман окутывает сознание, заволакиваясь темной дымкой. Такой вязкой, что все завеевается чернильной пустотой. Черной, на столько ослепляющей, что ее можно пощупать руками, попробовать зачерпнуть целую горсть смольных хлопьев… Чуть заметные блики раздражают сетчатку и заставляют внимательнее вглядываться в туман, где причудливые, тонкие линии вырисовывают знакомые очертания лица. Такие нужные глаза, смотрящие с давно забытой нежностью, а в глубине шоколада скачут шкодливые бесы. Она склоняется надо мной, обводит пытливым взглядом и приближается… Контуры распухших губ, тех самых, вкус которых я помню, знаю и снова хочу почувствовать. Осторожный, но жаркий поцелуй касается моих иссушенных, искусанных до крови губ, даря какое-то неосмысленное спасение. Рот приоткрывается, позволяя проникнуть языку, закручивая, завораживая в свой сплетенный танец.
Прикосновения становятся жадными, требовательными, но бесспорно ласковыми, уносящие в недалекое прошлое. Тонкие пальцы не торопясь слегка поглаживают влажную от выступившего пота кожу. Подушечки плавно ведут по плотным окантовкам шрамов, немного надавливают, сперва чуть касаясь, щекочут, обводят каждый кровавый отпечаток печали, потом сильнее прижимаясь всей маленькой ладошкой.
Дыхание сбивается, вырываясь судорожным хрипом сквозь горло. Мягкие губы ускользают, медленно переходя на шею, целуют, легонько прикусывают, дразняще дуют, ведут мокрые тропинки вниз по телу, вольно разгуливая по всему торсу. Аккуратно ласкают, бережно, но напористо прихватывают. До невыносимого опьянения, тягучего одурманивания, до невозможности. И снова пристально вглядывается своей затуманенной страстью, теплой патокой шоколада. Желание обладать становится слишком мучительным, несдержанным. Руки сами тянутся, полностью обхватывают, теснее сжимают, до вскрика, до боли. Оставляя на светлой коже бордовые отпечатки, словно отметины. Податливое тело на миг замирает и выгибается на встречу, лоснительно трепещет, требовательно подставляясь под ладони, необходимо ища потерянной ласки. Оно извивается, всецельно выкручивается и благосклонно манит. И надрывный, гортанный стон протяжно проникает в мозг. Она сама страждет, жаждет, неукоризненно стремится. Нужна. Моя!