В прятки со смертью
Шрифт:
— Я предупреждал что будет больнее. Отвечай.
— Я ничего не знаю и не понимаю. — взгляд стал доверительный. Поняла, что не собираюсь ее убивать. Ну и на том спасибо тебе, милая. Я-то, конечно, урод. Сначала ебу, потом в топку, ага.
— Неправильный ответ. — Пускаю ток. Вот молодец, закричала, даже слюну пустила. Откуда у нее столько, интересно? — Повторяю вопрос. Какова твоя роль в сопротивлении? Кто лидер сопротивления?
— Повторяю для тех кто… не понимает. Не знаю ни про какое сопротивление. И уж тем более ничего не знаю про лидера.
Смотрю на нее внимательно, ловлю взгляд. Ага смотрит, читай
— Я разрешал огрызаться, дрянь! — Бью по голове. Сильно. Маленькая теряет сознание. Стараюсь не вздыхать глубоко. Короткая передышка. Слышу шаги, неа, не будет передышки.
— Ну что тут у вас? — Макс. Не верит, сука. Я даже знаю что будет дальше.
— Похоже, она ничего не знает, Макс. Слишком тупая, ей не доверили ничего. Вон, вырубилась, я вроде и не сильно ее приложил.
— Так. Приводи ее в сознание, будем допрашивать под сывороткой.
— Делай, конечно, как знаешь, но это только сыворотку переводить. Она ничего не знает. Надо кончать с ней.
— Это, само собой, но сначала под сывороткой. Нам сейчас любая информация важна.
Ну вот и все. Под сывороткой она все и расскажет. И про сопротивление и про нас. И на расстрел пойдем оба. Бл*дь насрать на мою жизнь, а дурочка не жила еще вообще. И девка классная, вообще-то. Ей бы жить и жить. Со мной. Или без меня, но жить, да, маленькая?
— Не вопрос. Отправлю ее в клинику, потом сыворотка. Идет.
Отстегиваю ее, беру на руки. Легкая какая, она, вообще, ест что-нибудь? Черт, если выживем, подгоню тебе вагон твоих любимых шоколадных пирожных. Лопай — не хочу. Выношу ее из пыточной, то есть, конечно же, бл*ть, лаборатории для опытов под напряжением, несу лечить. Чувствую — в себя приходит.
— Тш-ш-ш, маленькая, не показывай вида что в себя пришла. — шепчу. Ага, услышала. Ну бл*дь, ебан*врот…
— Эрик, ты ублюдок и сукин сын. — чуть слышный шепот. А то я не знаю.
Мой взгляд падает на едва приметную дверь. Если сейчас быстро залезть в подсобку, то у нас будет две минуты, в подсобках камер нет. Точнее есть, но только одна и я знаю где она. Да ладно, все равно пропадать, хоть попробую. Резко метнувшись в сторону, толкаю дверь и оказываюсь вместе со своей ношей в полной темноте. Вот ведь, бл*дь, и не видно ни черта. Опаньки, да тут камера не работает. Надо же, твою мать, даже у эрудитов бывают вот такие подарочки. Ладно у нас две минуты.
— Мелкая, слушай. Тебя будут допрашивать под сывороткой правды. Постарайся сблевать в самом начале. Скажем, что у тебя сотрясение мозга, которого у тебя, дуры, нет. Сыворотка на мозг действует. В лазарете, ох ты ж бл*ть, в клинике, конечно, постарайся как следует поесть. А я буду думать как-бы тебя не пристрелили, все поняла?
— Твою мать, ты долбанный ублюдок хоть понимаешь, сколько я беззащитных людей сегодня убила? Погоди… Эрик, ты меня спасаешь?
— Не тебя, а себя, тупая идиотка, — да вот так, чем сильнее будешь ненавидеть меня, тем лучше. — Если ты расскажешь, что я тебя трахаю, нам обоим п*здец. Так что лучше бы ты сюда, вообще, не совалась.
— Ты сам придурок, что ж ты ток не увеличивал тогда?
— У нас всего две минуты и диспетчер посмотрит коридорные камеры и обнаружит что нас нигде нет, так что заткнись и слушай: Веди себя хорошо, уповай на верность Максу и Бесстрашию. А ток не увеличил, чтоб ты могла своими ногами передвигаться, так что я полный ублюдок, тут ты не ошиблась.
— А в чем я ошиблась, интересно?
— Что связалась со мной. Я предупреждал.
— Какой бы ты ни был крутой, а подыхать не хочется, да? Или меня жалко стало?
— Заткнись. Еб*ть тебя было ничего так, можно было бы и продолжить, но, видимо, не судьба.
Даже в темноте я не увидел, а скорее почувствовал выплеснувшуюся волну ненависти и ее кулак впечатывается в мое лицо. Хорошо. Отлично. Злись сильнее. Злость придаст тебе сил, отвращение к моей персоне позволит жить дальше. Знать бы еще как самому дальше жить, черт. Как можно презрительнее ухмыльнувшись, спокойно спрашиваю:
— Ты закончила? Тогда двигаем.
Она выскальзывает из подсобки первая и идет впереди, гордо расправив плечи, так что до клиники добираемся без приключений. Оставляю ее там и испытываю жгучее желание напиться до отключки. Тут ее подлатают, глядишь чего и получится. Надо найти Тори и Зика. Пора им уходить. Может, хоть они не подведут и выведут мелкую в безопасное место.
====== «Глава 4» ======
Эшли
Слишком яркий свет от флуоресцентных ламп ввинчивался стальными винтами в мозг, ослеплял своим холодным жжением глаза так, что хочется зажмурится со всей силы, сомкнуть их до черных точек и больше ничего не видеть. Черт, как-же кружится голова, раскалывается, просто взрывается от боли. Не могу поверить… Боже, ну как он мог… этого не может быть. Предатель! Променял свою фракцию, предал своих людей… предал меня. На что… ради чего? Ради власти. Как все просто… до омерзения просто… господи, все ради власти. Они уничтожили, стерли с лица земли целую фракцию, погубили сотни жизней… бесценных человеческих жизней.
Хочется стиснуть кулаки до скрипучего хруста суставов так, чтобы фаланги окрасились в бледный цвет и онемели, сцепить челюсть до противного и яро раздражающего скрипа от своего бессилия и неспособности что-то изменить, исправить. Меня все еще трясет от допроса с пристрастием, подонок… посадил меня на электрический стул. Лицо все в крови, глаз заплывает так, что нихрена не видно. Эрик… ну как-же… не понимаю, все никак не получается осознать. Сволочи… всё из-за вас… продажные ублюдки… Будьте прокляты, гореть вам всем в аду. Предатель!
Эшли, милая, ну какая-же ты все-таки идиотка-то… тьфу. Так облажаться могла только такая влюбленная дура, как ты. Приперлась… Эрик, милый… БЛ*ДЬ, а он тебе в морду и на допрос. Рада, да? Овца тупорылая… Как ты могла забыть, что он бывший эрудит, как? Сука. Последние мозги про*бала в его кровати… Конечно же он знал обо всем, знал… тварь. И что за сопротивление, где оно?
«Еб*ть тебя было ничего так, можно было бы и продолжить, но видимо не судьба». — Мразь, не верю… но ядовитые слова, брошенные в презрительной усмешке, до сих пор звучат в ушах. Как-же невыносимо противно, невероятно грязно, до тошноты, просто разъедающе больно. Больно… Очень важно незаметно и беззвучно сглотнуть слюну и протолкнуть влагу по саднящему и выжженому огнем горлу. До невозможности важно. Ненавижу… ненавижу. Кулаки в бессилии и обреченности лупят по твердому матрасу больничной койки. Влажные струйки, слезы паскудные отчаянно расползаются солью по щекам. Презираю…