В пути
Шрифт:
Пнув ногой вставшего поперек дороги хряка, норн продолжил неспешное шествие в абсолютной тишине, а сын графа замер, задумчивым взглядом провожая северянина. Все еще могучего воина, сражавшегося бок о бок с великим вождем, но подобно ему навсегда покинувшим родные земли. Не из-за горького поражения, наоборот после сокрушительной победы над врагом. Просто из-за отсутствия у последнего шансов. Но неужели правильнее давать недругам возможность навредить кому-то? Кодекс благородного братства требовал если не реализовывать все подворачивающиеся возможности, то хотя бы вовремя замечать их и стремиться к успеху…
Как простой
Истина, если и существовала, пряталась где-то за гранью жизни.
Резкий свист прервал мысли, возвращая юношу к реальности.
– Сожги тебя Геллир, мальчишка, если не начнешь шевелить ногами! – Заорал Эгиль, успевший удалиться на полсотни шагов. – Если не хочешь идти, так и скажи. Мне куда веселее выпить и поспать, чем попусту шляться туда-сюда.
Ойкнув от неожиданности, Касиан ускорил шаг и нагнал великана у самой границы поселка. В отличии от замка, окруженного настоящими каменными стенами, деревню огораживал бесхитростный частокол торчащих из земли метра на три заостренных бревен. Замечательная защита от пытающихся стянуть курицу диких зверей или вудвосов. Ничто пред лицом вражеской армии.
Дежуривший у настежь распахнутых дубовых ворот плешивый старичок изучил путников въедливым взглядом и, пробурчав что-то неразборчивое, указал сухой рукой в сторону опускающегося солнца.
– Селение закрывают после заката? – Поинтересовался сын графа, следуя за северянином по узкой тропинке местами поросшей молодой травой.
– Закрывают. – Кивнул Эгиль. Свернув на развилке налево, он направился в противоположную от реки сторону – к лесу за вырубкой.
– Зачем? И почему мы идем не к Велье?
– У тебя там незаконченные дела? – Приподнял косматые брови норн, игнорируя первый вопрос. – Хочешь порыбачить?
Шокированный внезапным предложением Касиан неопределенно пожал плечами и, спохватившись, что у собеседника на затылке нет глаз, пробормотал:
– Нет вроде бы… Я вообще к этому делу не очень…
– А вот мне по молодость нравилось. – Предался воспоминаниям северянин, обходя огромный пень давно ставший домом целой колонии муравьев. – Особенно в южных землях. Стоишь по колено в воде, к тебе ползет здоровенная… Не помню, как тамошние их зовут, в общем рыба, но как ящерица. Метра три в длину и полный рот зубов. Ползет себе, думает ногу отгрызть. А ты ее раз! И острога промеж глаз. Очень, знаешь ли, расслабляет. Главное в холодные дни не рыбачить. Яйца мерзнут.
– У нас сетью ловят. – Передернуло юношу от рисуемой богатым воображением картины. Стоило возблагодарить Двуликого за отсутствие подобных чудовищ в здешних водоемах.
– Ты
– А если я не устал от них? – Поинтересовался сын графа, обдумывая сказанное.
– Значит ты слишком плохо знаешь свою родню. – Туманно ответил старик. – А теперь помолчи и постарайся не шуметь.
Достав из болтающихся на поясе ножен меч, северянин протянул его парню, а сам вооружился топором на длинном древке. Касиана всегда интересовало, почему норны таскают за спиной именно топоры с узкими, похожими на кайло лезвиями, вместо добротного рыцарского фламберга, но сейчас его внимание привлек клинок, оказавшийся в собственных руках. Он уже практиковался с настоящим боевым оружием, но один вид изделия из ледяной стали стирал из памяти те куски ржавчины. Сравнивать полупрозрачный снежно-белый металл с прячущимися в глубине синеватыми жилами и обычное плебейское железо осмелился бы только полный идиот, не отличающий парящего средь облаков дракона с копошащихся в траве куропаток.
С трудом сдержав восхищенный возглас, Касиан со всей доступной силой сжал пальцы на рукоятке. Следуя за Эгилем точно утенок за мамашей-гусыней, он не отрывал взгляда от драгоценного меча и ухитрился столкнуться с северянином второй раз за день, удостоившись очередной недовольной гримасы. Впрочем, секунда владения артефактом стоила недовольства всех солдат мира. Оставалось лишь гадать, как простой наемник ухитрился добыть бесценную реликвию. Хотя стоило ли считать собрата конунга простым человеком? Да и чудо-клинок по правде отличался от прочих лишь внешним видом и огромной редкостью. Опытный воин с кочергой в руке легко бы разделался с неуклюжим богачом, купившим подобный раритет, но не озаботившимся обучаться владению им.
– Один. Так и лежит. – Объявил норн, тыча трехпалой ладонью куда-то вниз. – Вудвосы всегда добивают смертельно раненых. И своих и чужих. А этого, стало быть, не нашли.
На подкашивающихся ногах Касиан обошел могучий ясень.
Пещерный человек еле дышал. Сломанная чуть ниже колена левая нога торчала под неестественным углом, вытекшая из разрубленной грудины кровь успела свернуться, покрыв страшную рану чернеющей коркой, на бледном лице не отражалось ни единой мысли: ни боли, ни страха, ни ненависти, ни желания жить. Душа существа давно покинула бренное тело, но плоть сопротивлялась разложению, отрицая неизбежное. Окажись рядом врач, он бы лишь удивился живучести лежащего в корнях.
– Зачем? – Прошептал парень, отступая на несколько шагов.
– Как зачем? – Не понял Эгиль. – Если не мы, то они.
– Зачем ты привел меня сюда? – Переспросил сын графа, глядя в голубые глаза северянина.
– Что бы ты понял суть войны, мальчик.
Невозмутимо встретив вгляд юноши, норн указал секирой на раненого.
– Вот так выглядит битва. Война – не ваши веселые поездки на лошадках, когда перед каждым ударом пять человек прыгают рядом, подавая копье и щит, спрашивая, не желает ли лорд воды или вина, не хочет ли после турнира бабу, а если да, то жену или вон ту рыжую. Война – это распоротый живот, выдавленные глаза и оторванные ухо… уши.