В семье
Шрифт:
Перрина согласилась, и подруги, весело болтая, зашагали в Пиккиньи. Исполнив поручение, они отправились гулять, бродили по лугам и лесам и только к вечеру вернулись в Марокур. Подходя к дому, Розали вдруг посерьезнела и тревожно проговорила:
— Что-то скажет теперь тетя Зенобия?
— Разозлится!
— Ну, не беда! Мне было очень весело. А вам?
— Если вам было весело, то мне тем более! У вас есть родные и знакомые, с которыми вы можете разговаривать, а я постоянно одна… Для меня наша прогулка была настоящим праздником.
— Очень рада.
К счастью, тетя Зенобия
В восемь часов Перрина пообедала одна за своим столиком в общей столовой, а в половине девятого отправилась в магазин за вещами; возвратившись домой ровно в девять часов, она сейчас же решила ложиться спать, чтобы пораньше встать завтра, и с каким-то особенным наслаждением повернула ключ в замке, запирая на ночь свою маленькую комнатку. Настоящее было так хорошо, что в этот день Перрина даже и не думала о грядущем: пусть будет что будет.
Когда на другой день она вошла в кабинет господина Вульфрана, ее поразило и сильно смутило строгое выражение лица слепого; видно было, что он чем-то сильно недоволен. Но чем же? Что сделала она дурного, за что можно было бы ее упрекнуть?
Но ей не пришлось долго раздумывать над этим, так как господин Вульфран заговорил:
— Почему ты не сказала мне правды?
— О чем же я не сказала? — испуганно спросила она.
— О том, что ты делала со времени своего прибытия сюда?
— Но уверяю вас, сударь, что я сказала вам правду.
— Ты сказала мне, что жила у Франсуазы. А уйдя от нее, где ты была? Предупреждаю тебя, что Зенобия, дочь Франсуазы, у которой о тебе расспрашивали, сказала, что ты провела всего только одну ночь у ее матери, а затем исчезла, и никто не знает, что ты делала с тех пор.
Перрина слушала начало этого допроса с волнением, но теперь у нее отлегло от сердца.
— Один человек знает, где я была с тех пор, как покинула комнатку тетушки Франсуазы.
— Кто?
— Розали, ее внучка, которая может подтвердить вам то, что я сейчас скажу, если вы находите необходимым знать все, что я делала…
— Место, на которое я предназначаю тебя, требует, чтобы я знал о тебе все.
— Извольте, сударь, я вам это скажу. Если вы захотите это проверить, то пошлите за Розали и раньше, чем я увижусь с ней, расспросите ее, правду ли я вам сказала.
— Да, пожалуй, так можно сделать, — сказал он гораздо мягче. — Ну, так рассказывай.
Перрина начала свой рассказ с ночи в ужасной каморке.
— Разве ты не могла выносить того, что выносят другие?
— Другие, вероятно, не жили так много на свежем воздухе, как я, потому что, уверяю вас, я вовсе не неженка и нищета научила меня переносить все… А там я просто задохнулась бы от недостатка воздуха.
— Разве комнатка Франсуазы так вредна для здоровья?
— Ах, сударь, если бы вы могли ее видеть, вы не позволили бы вашим работницам жить в ней.
— Продолжай.
Перрина перешла к открытию острова, к мысли поселиться в шалаше.
— Ты разве не боялась?
— Я привыкла не бояться.
— Ты говоришь о последнем прудке, по дороге в Сен Пипуа, налево?
— Да, сударь.
— Этот шалаш принадлежит мне, и им пользуются мои племянники. Итак, значит, ты там спала?
— Не только спала, но работала, ела, даже угощала однажды обедом Розали, которая может вам об этом рассказать; я ушла из шалаша только тогда, когда пришлось ехать в Сен Пипуа, где вы приказали мне остаться переводчицей при англичанах, а сегодня ночью я опять ночевала у тетушки Франсуазы, где наняла теперь отдельную комнату.
— Значит, ты богата, если можешь угощать обедом подругу?
— Если бы я смела вам рассказать…
— Ты должна все рассказать мне.
— Имею ли я право занимать ваше время своей болтовней?
— С тех пор, как я ослеп, время для меня уже не имеет прежней цены; оно кажется мне длинным, очень длинным… и пустым.
Перрина увидела, как облако грусти промелькнуло по лицу господина Вульфрана, и в ту же минуту у ней пропал всякий страх; сердце ее переполнилось глубокой жалостью к этому старику, которого посторонние считали столь счастливым, столь щедро наделенным всеми земными благами.
И веселым голосом она начала:
— Но гораздо интереснее самого обеда тот способ, которым я раздобыла кухонную посуду, и способ, которым я достала провизию, не имея ни одного су в кармане. Об этом, если позволите, я и расскажу вам сначала, чтобы вы могли ясно представить себе, как я жила в шалаше все это время.
На протяжении всего рассказа Перрина не спускала глаз со своего слушателя и с радостью видела, что болтовня ее вызывает вовсе не скуку, а, напротив, скорее любопытство и интерес.
— Ты это сделала! — прерывал он ее несколько раз.
Когда она добралась до конца своей истории, господин Вульфран положил ей руку на голову.
— Ты славная девочка, — сказал он, — и я с радостью вижу, что из тебя можно будет что-нибудь сделать. Теперь ступай в свое бюро и займись чем хочешь; в три часа мы поедем.
Глава XXVIII
Бюро мистера Бэндита и по размерам и по обстановке очень сильно отличалось от кабинета самого господина Вульфрана. Кабинет хозяина с первого же взгляда говорил посетителю, что здесь, если можно так выразиться, решаются судьбы всех марокурских фабрик. Три громадных окна давали много света; всевозможные столы, начиная от большого письменного посредине комнаты, были завалены несметным количеством папок и портфелей; у столов стояли высокие кресла, обтянутые зеленым сафьяном, а по стенам развешаны были в деревянных золоченых рамах планы марокурских фабрик.