В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
5 ноября. Ненастье, небо хмурое, земля покрыта снегом — необычайное зрелище с тех пор, как мы оставили Тибет. Утром в лагерь явились 10 человек тангутов, вооруженных прямыми острыми мечами и одетых в пестрые, синие и красные, одежды, в остроконечных шапках на головах. Костюм придавал им некоторое сходство с солдатами. Они принесли нам два кувшина молока и предлагали купить у них лошадей. Цены они запросили, однако, несуразные, и покупка не состоялась.
Они с любопытством рассматривали наши пожитки, безо всякой, впрочем, назойливости, и вообще были очень добродушны и разговорчивы. Особенным почтением прониклись они к моему револьверу, заряженному шестью пулями. Я хотел нанять одного тангута проводником, но они ответили, что иначе как вдвоем не согласны. Я согласился и давал каждому по 12 лан до Синина, но они требовали 16 лан (около 23 рублей), когда же я пошел и на это, они отговорились тем, что у них нет свободных лошадей. Наверное, они просто не доверяли нам и боялись отправиться с нами. К счастью, Лопсен отлично знал эту область. Вообще, это был лучший из всех наших проводников.
Долина постепенно шла вверх, между покрытыми землей округленными горами, средняя часть склонов которых поросла хвойным лесом. Посреди долины я увидал своеобразный, похожий на пирамиду предмет. Это был глиняный куб с таким же цилиндром на нем. Лопсен объяснил, что это «субурган» и что, значит, вблизи есть кумирня. Через минуту мы и приблизились к стенам Дулан-кита, первого встреченного нами оседлого поселка с тех пор, как мы выехали из Копы. Внутри стен находилось несколько домиков; нижняя часть их была каменная, верхняя глиняная; было тут и несколько кибиток. Жители принадлежали к племени банга-монголов, пользовавшемуся дурной славой.
В западной части поселка возвышался большой четырехугольный дом с плоской крышей и окнами. Это и была кумирня, или кит. Здесь проживал главный лама 25 кукунорских племен по имени Худыктын-гэгэн. Он монгол, воплощающийся в Дулан-ките в течение 6100 лет. Когда он достигает 61 года от роду, он ложится и умирает, но снова возрождается в лице какого-нибудь маленького ребенка, который и делается его преемником. В Монголии, Гумбуме и Тибете насчитывается 61 лама такого же класса.
Пройдя 26 километров, мы разбили палатки сейчас на восток от Цаган-нора (Белого озера). Озеро было стиснуто боками долины, и гранитные скалы во многих местах круто обрывались в воду выветрелыми крутыми отрогами. Лес поредел, и последние деревья росли уже так высоко на склонах, что до них не достать было. Насчет топлива у нас было поэтому туговато.
Лопсен был в большом горе, у него пропала сумка с провизией и 10 ланами серебром, на которые он собирался купить в Гумбуме верблюда. Сумка служила ему подушкой ночью, и, верно, наши почтенные гости тангуты украли ее утром, пока люди вьючили лошадей. Я пообещал ему возместить его потерю, если он достанет мне в Гумбуме несколько красивых священных флагов из кумирни, и Лопсен мой утешился.
6 ноября. Ночью в долине, по соседству от лагеря раздался пронзительный вой. Я был вполне уверен, что это опять мальчик-тангут преследуют нас тангуты, намереваясь преградить нам путь. Собаки бешено лаяли, и караульные то и дело перекликались. Но я так устал, что заснул, несмотря ни на что. Утром я узнал, что суматоху эту подняли три волка, подкравшиеся ночью к моей палатке и погрызшиеся с собаками.
Выступив в путь, мы направились по широкой, поросшей травой долине сначала к северо-востоку, затем к северу. Посредине долины выступала из почвы отдельная остроконечная скала, похожая на гигантский зуб. Здесь нам попался в высшей степени оригинальный памятник. Это была четырехугольная стена, сооруженная из гранитных плит толщиной в три четверти метра и примыкавшая к скале. В стене были широкие ворота, которые вели во двор, вымощенный каменными плитами; каждая сторона его имела около 12 метров в длину. Выветрелые камни и покосившиеся стены памятника говорили о его древности. Высота стен равнялась полуторному человеческому росту. Стены были увенчаны сланцевыми плитами с выцарапанной на них обычной молитвенной формулой. Боковые стены были с внутренней стороны увешаны клочками шерсти, лоскутками материй и костями, тоже покрытыми письменами.
Хотя сооружение это, без сомнения, играло первоначально роль крепостцы, жители этой местности считали его, по-видимому, за «обо». Со двора можно было проникнуть в высокий и длинный грот в скале, неправильные и выветрелые стены которого свидетельствовали о его естественном происхождении. Все стены были испещрены черными китайскими письменами. Место это называлось Ганджыр. Мы спустились с перевала и остановились, пройдя задень 251/2 километра, около небольшого, мелководного ручейка. Для костра пришлось удовольствоваться пометом куланов. Зато подножного корма тут было вдоволь. Здесь встретили мы караван из 50 тангутов, шедший из долины Дулана. Тангуты были очень удивлены, но не выказали никаких признаков враждебности и сообщили, что ездили в Донкыр за мукой и другой провизией на зиму. Сами они ехали верхом на лошадях, а мешки с мукой и прочий багаж везли на яках.
7 ноября. Всю ночь тангуты шныряли вокруг нашего лагеря, но украсть наших лошадей им так и не удалось, и утром они тронулись в путь раньше нас.
Переправа через речку представила большие затруднения. Ислам-ахун из Керии, ехавший на одной из вьючных лошадей, попробовал было пуститься вброд по воде, кишевшей льдинками. Но речка оказалась такой глубокой, что лошадь чуть не потонула. Всадник взял холодную ванну, а вьюк весь вымок. Парпи-бай попытал счастья в другом месте, повыше, но с тем же результатом. Наконец Лопсен нашел сравнительно мелкое место, где лед пришлось прорубать топором.
8 ноября. Зима снова набросила на окрестность свой холодный, белый ковер. Ночью шел снег и жалобно выли волки. Но когда взошло солнце, снег растаял. Едва мы оставили лагерь, как место наше заняла стая волков в надежде поживиться чем-нибудь после нас. На собак наших они не обращали ни малейшего внимания, да те и остерегались приближаться к ним.
Мы все больше удалялись от Южно-Кукунорского хребта, снежный гребень которого рисовался вдали все более легкими, неясными тонами. Там и сям опять зачернели кибитки тангутов. Раза два мы видели стада и всадников. Вдали на востоке горизонт был очерчен ровной темно-синей линией; это и был Куку-нор. Мы разбили лагерь, пройдя за день 221/2 километра. Вечер выдался тихий, ясный, звезды так и сверкали, а окрест лагеря в ущельях мерцали огоньки тангутских костров.
9 ноября мы сделали небольшой переход, так как одна из лошадей пала в начале пути, а многие из остальных были очень изнурены. Безграничная водная поверхность Куку-нора выступала все яснее. Местность медленно понижалась по направлению к берегам озера. Вода была непрозрачна, должно быть, от волнения. На вкус она была значительно менее солоновата, чем вода севернотибетских озер.
Около ручья Бага-улан мы сделали привал. Из этого лагеря открывалась величественная панорама. Озеру, отливавшему голубоватыми и зеленоватыми тонами, казалось, не было границ; это было настоящее море, уходившее из глаз. Далеко-далеко, налево и направо, виднелись горные хребты, но чем дальше, тем они становились ниже и наконец исчезали, как бы окутанные дымкой. Края их не сходились, оставляя широкий просвет на юго-восток. Здесь мне дышалось легче; я как будто ощущал свежее, влажное дыханье морского воздуха.
Итак, мы наконец достигли Голубого озера, по-тангутски Цо-гомбо, по-монгольски Куку-нор, по-китайски Цзин-хэ, расположенного на высоте 3040 метров над поверхностью моря, и нам предстояло следовать вдоль его берегов еще в течение трех дней.
Лопсен сообщил легенду о происхождении озера. В древности один лама выкопал здесь глубокую, огромную яму. Затем взял один белый и один черный корень какого-то растения, протянул их над ямой и переломил черный пополам. Тогда из корней обильно хлынула вода и заполнила яму. Если же бы он переломил белый корень, яма наполнилась бы молоком. И большое счастье, что не случилось так, — тогда жители этой местности были бы лишены любимого своего занятия — скотоводства. После того лама поднялся на высокую гору по соседству и сбросил оттуда на середину озера глыбу, которая и образовала остров.