В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах
Шрифт:
В Марал-баши вместе с окрестными кишлаками насчитывается до тысячи дворов. Место это называется иначе Долон, и на южных трактах это название в общем употреблении. Обозначает оно: «дикий лесной тракт», т.е. область, лишенная городов. Жители гордятся тем, что они «долоны» [2] , но по языку, обычаям и религии это те же восточные туркестанцы.
Я прогулялся по этому ничтожному городку, который имеет двое маленьких ворот; одни ворота называются Кашгар-дервазе, другие — Ак-су-дервазе. Обе главные мечети имеют простые глиняные фасады и деревянные галереи, обращенные во двор; называются мечети: одна — Долон, другая — Музафир. Долон расположена вблизи ворот Ак-су-дервазе, за которыми находится кладбище. Тут же оказалась и Кашгар-дарья; воды в ней было очень мало, и та почти стоячая. Из нее выведено несколько арыков, приводящих в движение мельницы.
2
У Пржевальского «дуланы». — Здесь и далее прим. перев., кроме особо оговоренных случаев.
Мы посетили одну из них. Это был попросту соломенный навес на столбах. В одном углу его мололось зерно между горизонтальными жерновами, привезенными из Кашгара. В другом углу обдирали рис (шалы — сырой рис с шелухой; груч — очищенный, белый рис без мякины). Водяное колесо на горизонтальной оси приводит в движение деревянные молотки, ударяющие в косо поставленные желоба, куда кладется рис; беспрерывным постукиванием молотками рис и очищается от шелухи. Просеяв рис, его опять кладут в желоба, и так до трех раз, пока вся мякина не будет выброшена.
В этой местности возделывают много рису, маису и пшеницы. Утром нас посетили китайский чиновник и четыре бека, приветствовавшие меня от имени амбаня. Беки были очень учтивы, разговорчивы и нашли мой план пересечь пустыню Такла-макан выполнимым. Они рассказали, что некогда в пустыне между Яркенд-дарьей и Хотан-дарьей был большой город Такла-макан, но уже давно засыпан песками. Теперь всю пустыню называют его именем, сокращенно же иногда попросту Такан. Кроме того, они сообщили, что в пустыне, по слухам, «не чисто» и что там есть башни, стены и дома, в которых навалены слитки золота и серебра. Но кто отправится туда с караваном и навьючит верблюдов золотом, никогда не выберется из пустыни — духи пустыни не выпустят. Только побросав все золото, можно еще спастись. Беки полагали, что, запасшись водой и следуя, сколько можно, вдоль Мазар-тага, удастся пересечь пустыню; но лошади скоро околеют.
Из Марал-баши я сделал экскурсию на лежащий в дне пути к востоку отдельный кряж Мазар-тага. Неподалеку от северо-восточного подножия кряжа находится Улуг-мазар (Большая могила), окруженный серой стеной из высушенного на солнце кирпича. Сначала попадаешь на большой четырехугольный двор; посреди растет куст, а вокруг него ряд воткнутых в землю шестов. Как последние, так и куст увешаны маленькими флагами — красными, голубыми, белыми с красными каемками, резаными зубцами и фестонами и проч.
Через ворота входишь в ханка, или дом молитвы, устланный половиками. В глубине его деревянная перегородка, и за нею самая могила — обыкновенный могильный камень посреди четырехугольного темного помещения, украшенного тугами, флагами, рогами оленей и диких баранов. Самое здание, увенчанное куполом, возведено из обожженного кирпича; каждую пятницу его посещают благочестивые пилигримы. На наружном дворе находится ашпаз-хана, или кухня, где пилигримы трапезуют.
Мы нашли приют в одном гостеприимном доме в кишлаке Мазар-алды (Перед святой могилой), где нас посетили местные жители, от которых мы получили много важных сведений. Они сообщили, что Яркенд-дарья делится здесь на два рукава и что поблизости есть три больших богатых рыбой озера, которые сильно разливаются во время половодья.
В часе езды к северо-западу от станции Тумшук находятся развалины, известные под названием Эски-шар (Старый город); мы посетили их. Лучше всего сохранилось какое-то четырехугольное здание; каждая из его стен, обращенных одна к северу, другая к югу, третья к востоку и четвертая к западу, имела в ширину 10 метров; в стене, обращенной на юг, были ворота. Материалом для этой постройки, должно быть мечети, послужил обожженный твердый кирпич. Внутренние углы были украшены лепными орнаментами, а ворота орнаментами, высеченными на кирпиче и бывшими, вероятно, в былое время покрытыми эмалью.
Один 80-летний старик, услыхав, что мы собираемся отправиться в пустыню Такла-макан, явился ко мне сообщить, что знавал в молодости одного человека, который дорогой из Хотана в Ак-су сбился с пути, углубился в пустыню и набрел на древний город; в развалинах домов он нашел бесчисленное множество китайских башмаков, но как только дотрагивался до них, они рассыпались прахом. Другой путник отправился из Аксак-марала в пустыню и тоже набрел на развалины города, где и нашел много слитков серебра. Он набил ими карманы и мешок, но, когда хотел направиться в обратный путь, откуда ни возьмись выскочила целая стая диких кошек и так перепугала его, что он побросал все и убежал. Когда страх его прошел, он хотел опять попытать счастья, но уже не мог найти того места: песок снова поглотил таинственный город. Мулла из Хотана оказался счастливее. Он запутался в долгах и отправился в пустыню искать смерти. Вместо того он нашел там золото и серебро и стал богатым человеком. Бесчисленное множество людей отправлялись с той же целью в пустыню и больше не возвращались. Старец уверял, что прежде нужно отогнать злых духов и тогда только искать скрытых сокровищ; злые духи околдовывают несчастных смельчаков: голова у них начинает кружиться, и они, сами того не зная, бродят все вокруг одного места, по своим следам. Так они ходят, ходят, пока не выбьются из сил и не умрут от жажды.
Откуда же берутся такие легенды? Чем объяснить эти согласные указания на погребенные в пустыне города и на большой древний город Такла-макан? Случай ли создал эти сказания, переходящие из уст в уста по всей области от Хотана — через Яркенд и Марал-баши — до Ак-су? Без всяких ли оснований все называют древний город этот одним и тем же именем? Что побуждает туземцев с такими подробностями описывать виденные ими развалины домов, уверять, что прежде в глубине пустыни были большие леса, где водились мускусные кабарги и другие животные? Одно желание заинтриговать чужестранцев?
Не думаю, чтобы все рассказы были игрой случая; они должны иметь основание и источник. За ними, где-то далеко, наверно, скрыта истина, служащая им основанием, и нельзя пренебрегать ими.
Я заслушивался этих легендарных рассказов, как ребенок; они придавали все большую и большую заманчивость опасному путешествию, на которое я решился. Они гипнотизировали меня, я стал глух и слеп ко всем опасностям, я был околдован духами пустыни! Даже песчаные вихри, бравшие начало в глубине пустыни, казались мне величественными, очаровательными.
2 марта, уладив все дела, я покинул Марал-баши и направился на юго-запад в селение Хамал (Ветер), расположенное на левом берегу Яркенд-дарьи. Дорога шла по слегка пересеченной местности, покрытой травой, кочками и редким кустарником. В Хамале живут 30 семей, которые возделывают пшеницу и маис; орошаются поля арыками.
Наши скрипучие экипажи уносили нас все дальше и дальше вдоль левого берега Яркенд-дарьи. Марал-башинский амбань заранее распорядился, чтобы он-баши (десятники) разных местечек и городов встречали меня на всем пути подобающим образом. Так и было. Всюду, где мы останавливались, нам отводили помещение и снабжали всем необходимым.
Путь шел по обширному болоту, по которому китайские власти лет семь тому назад велели проложить дорогу. Материалом для гати послужили сваи, брусья, прутья и земля. Местами гать прерывается, и дорога идет по деревянным мостам, перекинутым через протоки, поддерживающие сообщение водой. Иногда, в июне, в июле и в августе, дорогу все-таки заливает, и тогда едут через Кашгар. Болото является, в сущности, мелкой лагуной, и никто не помнит даже, когда оно образовалось. Называется оно Чирайлык-тограктасы-куль (Красивое озеро с тополями).