В следующем году в Иерусалиме?
Шрифт:
Если бы я не знала, что ждут Тору, я бы решила, что публика надеется получить автограф у Пласидо Доминго или Элизабет Тейлор. Меня потрясли ухоженные дамы в туалетах от Ричи, Версаче или Кардена (шляпка, сумка, костюм, туфли), выдержанных в сочных красных, черных или белых цветах, в тон к которым были надеты украшения. Дам сопровождали элегантные мужчины, а рядом вились очаровательные дети. Да, красиво жить не запретишь!
– Это американцы. Они специально приезжают на праздники.
– А-а, тогда понятно, – сами мы, москвичи и ленинградцы, стояли в сторонке бледненькие и бедненькие, не выдерживали никакого сравнения.
– Смотрите, смотрите, показались тороносцы! (По
Толпа мужчин и мальчиков, приплясывая и веселясь, вышла из дверей и двинулась по проезжей части дороги. Впереди подобно хоругви несли что-то развевающееся, или мне так казалось. Может, это талесы развевались, но толпа действительно двигалась стремительно и радостно. Мы на несколько минут присоединились к ним, а потом все-таки разошлись: тороносцам надо было дойти до Стены Плача, сестрам – ехать в Яд Вашем, а мне – идти осматривать Иерусалим.
Дело в том, что Элла попросила свою приятельницу Сюзанну показать мне город. Сюзанна жила в Иерусалиме много лет и хорошо его знала, к тому же имела машину. Она как раз вернулась накануне из поездки по Франции и была готова помочь. Молодая симпатичная израильтянка к делу отнеслась серьезно, катала меня два с половиной часа, за это время столько показала и рассказала, что я, хоть и мало что запомнила, но многое поняла:
– Застройка за стенами Старого города началась в 1860-е годы, богатый квартал был построен за Яффскими воротами вокруг мельницы. В кварталах за нынешним рынком и улицей Яффо – в то время было типичное бедное гетто. Весь остальной город построен в 20 веке, а большая часть – вообще с 1948 года после образования государства.
– Строится город только из белого, бело-розового и светло-бежевого иерусалимского известняка. Очень красивые и удобные дома с внутренними садами окружены тоже садами.
– Все холмы Иерусалимские, а с каждого видны другие, застраиваются именно так с большим количеством зелени.
– Арабский квартал в городе один, за Стеной, в восточной части. Там зелени нет вообще.
– Русские на рубеже веков жили близко к Старому городу у Русского подворья, квартал небольшой. Мы довольно долго крутились по греческим и немецким кварталам.
– Все акты гражданского состояния в Израиле держит под контролем Раввинат. Только через синагогу можно зарегистрировать рождение и смерть человека, брак и развод. Кстати у правоверных иудеев муж с женой «живут» именно между 14 и 21 днями женского календаря. «Плодитесь и размножайтесь!» Детей у правоверных много. А сексуальная жизнь у таких мужчин вовсе не связывается с появлением детей.
После прогулки Сюзанна пригласила меня в симпатичный ресторанчик на террасе ИМКА – молодежной христианской организации напротив пятизвездочного отеля Кинг Давид. Ели мы какой-то невероятной вкусноты и объема салат (с овощами, балыком и сыром в соусе), которого хватило бы на пятерых. Запивали напитком, его они с мужем употребляли во Франции, смесь пива и лимонада (по мне – so so).
Веселый праздник Симхат Тора в тот день продолжился в хасидском районе, из него было не выйти. Такого количества детей и детишек на улицах я давно не видела. Вокруг молодых мам в париках и в длинных платьях крутилось не менее пяти-шести красиво одетых детей, а последнее дитя возлежало в коляске. Отцы семейств в это время заполняли синагоги, где пели, плясали и предавались веселью, что было отлично видно в открытые настежь двери. Я наблюдала за всеобщей радостью сначала с интересом, а через пятнадцать минут с тоской, переходящей в тошноту. Нет, на пороге 21 века лицезреть любых староверов (православной ли веры где-нибудь в Сибири, или иудейской – в Иерусалиме) противоестественно. Все хорошо в свое время, а их время давно ушло.
Этот насыщенный праздничный день для меня не закончился. Я вернулась на первом после шаббата автобусе, вытянула ноги на Лерином узком диванчике и мечтала записать впечатления насыщенного дня. Но не тут-то было. Позвонила Эллочка и пригласила меня на день рождения брата. Отказать было невозможно – он жил в Рамоте в пяти минутах ходьбы от Леры, к тому же обратно Элла отвозила меня на своей машине.
Семейство занимало целую секцию дома в ближайшем квартале. На первом этаже в гостиной собралось старшее поколение, на втором этаже в телевизионной гостиной – среднее, на третьем этаже в детских комнатах – младшее, а на четвертом – в спальне хозяев и кабинете пока было пусто. Выше находился чердак, предназначенный для сушки белья, и бытовая комната для стирки и глажки. Кухня-столовая располагалась на первом этаже, а перед секцией дома в палисаднике стояла украшенная сука (там сейчас ужинали младшие отпрыски). Взрослые ели по системе шведского стола, брали, кто что хочет с сервировочных столиков и садились беседовать кто с кем хочет. Разговор шел, как обычно в этой стране, на невообразимой смеси русского, английского, немецкого и иврита. Я знакомилась с членами семьи и тут же забывала «ху есть ху» – все-таки народу было многовато. Уже поздним вечером мы возвращались домой. Я была без ног и без головы. На холмах Иерусалимских все сверкало огнями. Но в нашем холмистом парке в Холоне тоже сказочно подсвечивались пинии.
Через две недели я отправилась в Иерусалим самостоятельно. Во-первых, там надо было еще много чего посмотреть, а во-вторых, накануне вечером Элла заявила:
– Олечка, тебе необходимо посетить наш музей Израиля, уникальный и неповторимый! На твое счастье подруга Марины, я тебе о ней рассказывала, работает экскурсоводом в этом музее, она тебя поводит. Ты в 13 часов подъедешь к музею, Марина будет ждать у входа и познакомит тебя с подругой. Не опаздывай, пожалуйста!
– Хорошо, до встречи я успею еще что-нибудь посмотреть, посоветуй!
– Знаешь что, поезжай на гору Скопус, посмотри на наш университет, там сядешь на автобус № 9 и доедешь прямо до музея.
Так я и сделала. Про главный университет Иерусалима, который с 1948 по 1967 год был на арабской земле, и поэтому построили другой, в центре, я знала. Теперь в Иерусалиме два университета. Осталось этот главный увидеть.
Я вышла из переполненного автобуса ко входу в туннель, только через него на эскалаторе можно было подняться в вестибюль административного центра университета. Студенты разных мастей и полов куда-то спешили, что-то несли, учили, покупали канцелярские товары в киосках и жевали, жевали, жевали. Если им надо было что-то перепечатать, через каждые десять метров в коридорах стояли ксероксы (у нас таких не встретишь). Из одной аудитории доносился обрывок лекции о Сталине (я постояла и разобрала фамилию). Молодежь в перемену выскочила из аудиторий на лужайки и в садики, окружающие корпуса факультетов.
Современные невысокие университетские корпуса конечно, белые, легкой архитектуры, утопали в зелени и цветах. Я прошла по дорожке и оказалась на краю университетской территории – на верхней ступеньке «Амфитриона», не так давно сооруженного в духе древних римских театров почти на вершине этой горы Скопус. Сквозь белую легкую колоннаду на многие километры просматривались дали и холмы иудейской пустыни, освещенные солнцем. От чистого воздуха и просторов захватило дух, ощущение словами не передать! Но задерживаться здесь уже не было времени, хотя очень хотелось постоять и понаслаждаться видом.