В Сочельник

Петр Немировский

В СОЧЕЛЬНИК

Рассказ

1

За окном – мокрый снег, бьет в стекла. И ветер –

у-у-уг!.. – завывает. А в доме тепло. Я лежу на своем матрасике. Накрыт одеяльцем. Жду, когда за мной придут родители и мы поедем в церковь.

Сегодня – Сочельник. (Католический Christmas прошел две недели назад). Новое, непонятное слово – Сочельник, что оно означает, сколько мама ни объясняла, так я до конца и не понял. Ясно одно: Сочельник связан с церковью, и с Младенцем Иисусом, и с ангелом. А самое главное – с подарком.

За несколько дней перед Новым годом я написал письмо Деду Морозу, вернее, писала мама, я диктовал. Попросил у него корабль. Запечатали письмо в большой конверт, папа наклеил настоящую марку. Я положил конверт под елку, светящуюся шарами и дождиком. Затем поставил под елку блюдце с печеньем и чашку с молоком. И пошел спать. Утром, проснувшись, сразу побежал к елке, проверить, забрал ли Дед Мороз письмо? Все в порядке: конверта под елкой не было, блюдце, где лежало печенье, – пусто, все молоко выпито. И первого января, с самого утра, в ванне плавал мой новый корабль!

Точно таким же образом я заказал накануне подарок и на Рождество. Тоже усадил маму за стол и продиктовал письмо. Только попросил подарок не у Деда Мороза (тот улетел на оленях обратно, на Северный полюс), а у ангела. И попросил уже не корабль, а вертолет.

Запечатали письмо в такой же большой конверт, наклеили марку. Я положил конверт под елку, поставил рядом блюдце с печеньем и чашку с молоком. Проснувшись утром, побежал проверять. Все в порядке: ангел письмо унес, съев печенье и выпив молоко.

Если сегодня Сочельник, то, как объяснил папа, вертолет мне будет доставлен завтра утром. Потому что сегодня ангел занят: он должен быть в пещере, в Израиле, где родится Младенец Иисус.

У-у-уг!.. Завывает за окном, и хлещет дождь, и сечет снег по стеклу, и немножко страшно. Рядом со мною на матрасе спит Стив. Он еще совсем бэби – сегодня Стиву исполнилось только три годика.

Когда-то на его месте лежала Катя. Летом мы с ней во дворе расковыривали ямки в земле и вытаскивали червяков, в траве находили жуков и складывали их в банку. Иногда Кате это надоедало, и она уходила к девочкам играть в куклы, но все равно потом возвращалась ко мне.

У Кати не было папы – одна только мама. Когда мой папа приходил в садик, Катя тоже подбегала к калитке и радостно кричала: «Папа! Мой папочка пришел!» Тянула к нему руки, и он иногда поднимал ее. Я не любил это. Ведь папа – мой, не ее. Еще я боялся, что папа вдруг уйдет с Катей, а меня оставит. Поэтому, когда воспитательница звала: «Даня, за тобой пришел отец», – я, что духу бежал к калитке, отталкивая Катю, и хватал папу за руку.

В садике, во время тихого часа, мы с Катей часто не спали. Лежали, перемигиваясь, корчили рожицы и прятались друг от друга под

одеялами. Но осенью она пошла в школу – Катя старше меня на год…

У-у-уг!.. Вой за окном мне напоминает о двух страшных существах: собаке Лаки и Скелете.

Лаки – большая черная овчарка с тонкой белой полосой на мохнатой груди; живет в подвале нашего шестиэтажного дома. В подвал с улицы ведут ступеньки каменного колодца. Потом – дверь, затянутая металлической сеткой. Сквозь дырочки сетки виден полутемный коридор, где бегает Лаки.

Иногда в тот колодец спускаются дети, живущие в нашем доме или по соседству. Подходят к двери и начинают дразнить овчарку: «гавкают», стреляют в нее из водяных пистолетов. Лаки подбегает к двери, заходится лаем, а дети орут еще сильнее, продолжая обстрел.

Я тоже хотел бы стоять там, в колодце, вместе со всеми. Но мне до того страшно, что не могу спуститься туда даже на одну ступеньку. А вдруг Лаки, сорвав дверь, ринется на меня?!

Хозяйка собаки – миссис Энн, она же и владелица всего дома. В конце каждого месяца заходит в нашу квартиру. Папа дает ей чек, а миссис Энн – мне шоколадную конфету:

– Какой милый мальчик!

Заходила бы она к нам почаще! Иногда вижу ее, выгуливающую Лаки. Овчарка тянет поводок, останавливается и крутится возле деревьев и кустов, что-то там вынюхивая.

Когда миссис Энн выгуливает Лаки, мне от нее не нужны никакие конфеты, даже шоколадные. У меня тогда одна забота – утянуть поскорее папу или маму, куда подальше.

– Лаки – старенький и больной, еле лапы передвигает. А ты – трусишка, – посмеивается надо мной папа.

Я не спорю. Но если кто-то боится собак, то ничего смешного в этом нет.

Еще я боюсь Скелета. На нашей улице живет настоящий Скелет. Однажды осенью, на Хэллоуин, мы пошли с папой вечером собирать конфеты. Я сказал, чтобы мне купили пластмассовое ведро цвета тыквы – для конфет. Мама была против нашего похода, говорила, что это «дурацкий обычай – попрошайничать». Но мы с папой ее не послушали.

Папа нарядил меня пиратом, и мы отправились в путь.

«Trick or treat?!» (Фраза, с которой к взрослым в Хэллоуин обращаются дети, собирая в ведерки сладости – авт.) Мое ведро быстро наполнялось конфетами.

Подошли к супермаркету. Там у входа было многолюдно, шумно, выряженные дети и взрослые толкались и что-то кричали. В какой-то момент толпа раздвинулась, я сделал шаг вперед... Вдруг черная фигура с капюшоном двинулась на меня, взмахнув косой. Взметнулся черный плащ, запрыгали белые кости: «У-у-уг...» Я описался и заплакал.

Папа, обычно спокойный, стал что-то Скелету доказывать, почти что ругался с ним. Скелет извинялся, совал мне конфеты, но коса его свистела в воздухе, в глазах его было черно, изо рта торчали кривые зубы. Страшнее этого Скелета ничего на свете нет.

Папа мне потом объяснил, что Скелет – это переодетый мистер Антонио, менеджер супермаркета, и что он не очень умный, если так «шутит».

Вернувшись домой, я, конечно, съел полведра конфет, пока мама не отняла. Но в ту ночь спал вместе с родителями. Мама прижимала меня к себе: «Не бойся. Тот скелет не настоящий».