В состоянии необходимой обороны
Шрифт:
Один из телефонов на столе ожил, и Самед взял трубку.
– Алло, – сказал он и стал слушать.
По его спокойному лицу ничего нельзя было прочитать. Он просто слушал то, что говорили ему в трубку. Изредка коротко произносил:
– Да. Да.
Но Саламбек впился в его зрачки глазами, пытал их, исследовал, давил и пытался постичь их суть.
– Да, – с той же невозмутимостью повторил Самед и посмотрел на Саламбека, словно спрашивая: «Понимаешь, о чем я?»
Рука Самеда на столе выстукивала какую-то восточную мелодию, словно то, о чем ему говорили по телефону, не имело для него ровно
Саламбек не спускал с него глаз.
– Да, – опять с той же интонацией сказал Самед.
Саламбек все прочитал в глазах Самеда. Саламбек встал из-за стола. На Самеда он не смотрел, он уже все знал. Он вынул из-за пояса пистолет, проверил обойму, передернул затвор.
Самед так же молча дал отбой.
– Где? – коротко спросил Саламбек.
– Эти Трофимовы, шакалы, оказывается, в двух шагах от нас, – сказал Самед. – Бар на Пролетарской. Оба там.
– А говорили, что младшего шлепнули.
– Да нет, живой оказался, сученыш. Ранили его только.
– Пошли, – скомандовал Саламбек, круто развернулся и пошел к выходу.
– Что будем делать? – задал нелепый вопрос Самед.
– Мочить, – спокойно ответил Саламбек.
– Трофимовых, – уточнил Самед.
Саламбек кивнул.
– А его подручных?
– Тоже мочить, – ответил Саламбек. – Еще вопросы есть?
– Нет, – ответил Самед.
– Интересно, этот мохнатый уже ушел? – на ходу спросил Саламбек и неожиданно на выходе в холл наткнулся прямо на него.
Мохнатый испугался своей нерасторопности и застыл на месте, испуганно глядя на пистолет в руке Саламбека. Саламбек, не останавливаясь, сказал:
– Ладно, пошли все. За мной!
Все тотчас выполнили его приказание.
– И ты иди, – обратился Саламбек к мохнатому, – чую, сегодня это твой последний рейд в жизни, – не могу лишить тебя такого удовольствия. По машинам!
Мамед и Самед как-то умудрились уже обогнать Саламбека и руководили сейчас погрузкой вооруженных людей в машины. Шесть иномарок забились под завязку.
Саламбек сидел на заднем сиденье своего «мерседеса» и медлил. Стояли, не решаясь трогаться без команды, и остальные машины урчали на повышенных оборотах двигателей.
– Бар на Пролетарской, – сказал Саламбек, и водитель так рванул «мерседес», что Саламбека вдавило в спинку сиденья.
Просвистев шинами, сорвались вслед за «мерседесом» и остальные машины. В салоне «мерседеса» звучал Курт Кобейн. Саламбек не сомневался, что они выиграют это дело. Но ситуация разворачивалась не совсем так, как предполагал Саламбек.
Глава двеннадцатая
Я только проснулся. Во рту, как справедливо заметил когда-то один из русских классиков, как эскадрон переночевал. Можно, конечно, было бы сказать по-простому, есть такое меткое народное выражение – «как кошки с…ли», но я не любитель соленых словечек, разве что в крайних случаях. Чего зря тратить слова, которые могут пригодиться в сложной и ответственной ситуации? Они от этого затираются, теряют весь блеск. Это как с приемом антибиотиков – если пить постоянно, организм перестает на них реагировать, и что тогда спасет тебя от простуды с воспалением легких? Потому-то я не одобряю, когда матом разговаривают, – им надо ругаться.
Нет, пить-то я не пил, просто
Спорил я тут недавно с одним украинским шовинистом… Все он мне доказывал, что надо писать теперь «в Украине», а не «на». Это как Таллин с двойной "н" совсем недавно. Ну нам-то что, нам не жалко, можем и написать, а толку-то? Что им от этого, денег больше в стране появится или нефть своя? Тьфу, что за ерунда с утра в голову лезет. Удивительно даже.
И напрасно я взялся классику перечитывать. Это всегда меня ввергало в плохое настроение. Начинаешь думать о жизни, о судьбе, о себе… Размякаешь и становишься совершенно к работе неспособный и подверженный чужим влияниям. В том смысле, что приходи кто хочешь, проси чего хочешь – отказать уже сложно. Облагородился уже, блин… Хорошо хоть, ни клиенты, ни знакомые не осведомлены, не обладают возможностью предусмотреть, когда на меня очередной русский сплин накатит. Деньги надо зарабатывать, свои интересы соблюдать, а не благотворительствовать. Не так я богато живу, чтобы постоянно людям помогать. В книжках, оно конечно, все хорошо и правильно, только не для нашего времени поганого. Хотя… Может, время – оно всегда такое. Я раньше не жил, не знаю.
Сунул ноги в тапочки и прошаркал в ванную. М-да, товарищ Гордеев… Как будем оправдываться? Пузико хоть и небольшое, но если приглядеться, заметное – вот что значит пиво употреблять не отдельно, а вместе с закуской. Рожа опухшая, под глазами какие-то мешки… Мы понимаем, товарищ Гордеев (или господин? Да, господин лучше. Как-то солидней), что плохие дни у всех случаются. Черт его знает, что тому причиной – магнитная активность, пятна на Солнце, тотальное отсутствие женского внимания? Не повод же это так себя запускать. Вот и щетинка какая-то противная пробилась. Нет, конечно, есть мужчины, которым щетина очень идет – эдакие становятся бывалые ковбои, бандиты с большой дороги. Женщины штабелями направо-налево… Но к нам это не относится. Нам лучше бриться ежедневно. Нам нужно, чтобы все гладенько, аккуратненько, а иначе такой вид, будто на вокзале переночевал. Откуда же при такой физии взяться к тебе еще и женскому вниманию? А ну встряхнись! Слушаюсь, господа присяжные заседатели, отвечаю сам себе, счас все будет. Счас мы себя оформим… В лучшем виде.
Первым делом я, кряхтя от натуги, залез под душ. Нет, что ни говорите, а включить поутру холодную воду в душе вместо горячей – это требует особого мужества. Это вам не с вооруженными бандитами махаться, такое мое мнение. Это гораздо хлеще.
Подождав, пока тело не разогреется и кровь не побежит по жилам быстрее, выключил опять горячую, потом вылез, растерся жестким полотенцем, поприседал, благодаря Бога, что никто этого отвратительного и позорного зрелища не видит, потом выправил бритву и соскреб с лица растительность. Не признаю я, что ни говорите, все эти новомодные новшества – электробритвы, пластмассовые безопасные для пальцев терки, тефлоновые сковородки… Электричество, конечно, хорошо, от керосиновой лампы больше вони, чем свету, а все ж как-то романтичнее…