В спецслужбах трех государств
Шрифт:
В итоге получалось, что принимаемые депутатами формулировки Декларации о суверенитете представляли собой основу законодательного творчества будущего независимого государства, но вместе с тем являлись глубоким подкопом под жизнедеятельность Союза народов, созданного нашими дедами и отцами. Такие внутренние противоречия приходилось переживать и преодолевать в те дни не только мне.
Не будет большим секретом в том, что процесс разработки положений и принципов Декларации находился в поле зрения республиканских органов госбезопасности. Наше вполне закономерное внимание обосновывалось тем, что в разрабатываемом документе содержались явные признаки нарушения единства нашего многонационального государства, а также реальные угрозы децентрализации системы КГБ СССР. Органам госбезопасности были хорошо известны действующие в республике политические круги и конкретные
Не надо забывать о том, что продолжался сложнейший период нашей истории, когда даже теоретическая постановка требований о предоставлении широкого суверенитета республике произносилась полушепотом, в партийных и научных кругах за такую инициативу можно было приобрести ярлык националиста со всеми вытекающими последствиями. «Куда вам еще больше суверенитета, ведь Украина является учредителем и членом ООН», — декларировали в партийной печати идеологи ЦК Компартии.
В действительности случилось так, что председатель Верховного совета Ивашко не владел полной информацией о ходе дискуссий на завершающем этапе редактирования проекта Декларации. Когда он возвращался из Москвы, я оказался в аэропорту в числе встречающих должностных лиц. Владимир Антонович поинтересовался у меня обстановкой в республике. Из повседневных известий я выделил завершение работы над текстом Декларации о государственном суверенитете и передал ему имевшийся у меня машинописный экземпляр. Одновременно высказал озабоченность содержавшимися в документе тезисами: иметь собственную армию, самостоятельные органы безопасности, республиканскую денежную систему, а также провозглашением явной правовой абсурдности — принципов верховенства республиканских законов над союзными. Ивашко мне в ответ: «Не переживай. Пусть ребята поиграют в демократию и немного выпустят пар. В конечном итоге все решат результаты голосования в парламенте». Демонстрируя такой успокаивающий подход и почти полное благодушие, Ивашко не предвидел последующего стремительного развития событий: в день голосования за принятие Декларации о суверенитете он депутатским корпусом будет освобожден от должности председателя Верховного совета республики.
Я попытался продолжить свою линию, аргументируя тем, что нельзя же волновать весь народ записями, как тогда казалось, о нереальных намерениях республики иметь собственную армию: «С кем мы воевать собираемся?» К тому же «суверенных» воинов не будет возможности обмундировать из-за отсутствия в республике ткацких фабрик, выпускающих специальные форменные ткани. Теперь уже другое высшее государственное лицо с присущим ему юмором задело меня: «Не волнуйся, солдат оденем в красные казацкие шаровары!»
В те дни мне и в фантастическом сне не могло присниться, что через несколько лет в Министерстве безопасности России я буду принимать заместителя председателя СБУ Украины Олега Пугача. Он просил меня оказать содействие в приобретении в России тканей для обеспечения форменным обмундированием сотрудников службы безопасности уже независимой Украины.
Возможно, кто-то подумает, что моя озабоченность в части формирования в республике собственных вооруженных сил была излишней. Моя точка зрения основывалась на следующем. Проблема украинской самостоятельной армии, пусть даже в декларативной постановке, приобретала остроту в связи с тем, что в тот период на территории союзной республики была сосредоточена мощная военная группировка. Украина была насыщена арсеналом в более полутора тысяч ядерных боеголовок и занимала по количеству и потенциалу этого смертоносного оружия третье место в мире после США и России. На территории республики дислоцировались три военных округа, пограничный округ, размещались три общевойсковые, четыре воздушных, две танковые армии, армия противовоздушной обороны и противостоящий средиземноморским натовским морским соединениям мощный Черноморский флот. Согласно стратегическим разработкам советского периода, в случае возникновения военных действий вооруженные силы с территории Украины должны были своей ударной мощью подавить войска НАТО и выйти к берегам Ла-Манша.
Несколько смягчала тревогу за судьбу СССР мысль о том, что пример принятия Декларации о государственном суверенитете республики первой подала Россия. В нашем народе
12 июня 1990 года на первом съезде российские народные избранники проголосовали за Декларацию о государственном суверенитете Российской Федерации. В ней закреплялись некоторые, более серьезные, чем в украинской, сепаратистские положения о взаимных связях республики с центром. В частности, на базе признания приоритета республиканского законодательства над общесоюзным провозглашались отказ от уплаты в союзный бюджет налогов, ликвидация координирующих общесоюзных министерств и ведомств, включая важнейшие области финансовой, кредитно-денежной системы; началось одностороннее существенное разделение полномочий Союза и России.
Ельцин в выступлении на съезде утвердительно говорил о том, что кончилась война принимаемых законов, «Россия будет самостоятельной во всем и решения ее должны быть выше союзных». Для продолжения дальнейших разрушительных шагов в отношении СССР Ельцин получил карт-бланш: этот правовой акт был поддержан и коммунистами, и основными сторонниками Ельцина из демократических оппозиционных кругов.
Признаюсь, что я тогда не понимал, как могло случиться, что собирательница земель и народов, великая, интеллектуальная, интернациональная по своей исторической сути Российская Федерация принимает крайние, противоречащие действующей Конституции страны положения в Декларации о суверенитете своей союзной республики. Ведь в существовании СССР, да и в вековом существовании самой исторической России, ее роль в организации и объединении рядом живущих народов в единое целое была бесценной, пусть и имперской.
Мне кажется, что по-человечески можно понять нежелание дальше существовать вместе литовцев, латышей, эстонцев или части украинского населения западных областей, которые вошли в состав СССР перед войной и сразу же были вынуждены пережить немецко-фашистскую оккупацию, перенести тяготы депортации в Сибирь, прожили при советской власти в два раза меньше, чем остальное население России. Но как можно было понять разрушительную логику народных депутатов РСФСР в эти трагические дни? О чем они думали?
Некоторые объясняли случившееся бескомпромиссной борьбой за власть поддержанного демократическими силами Ельцина и уже теряющего авторитет Горбачева, бросающегося из стороны в сторону в своих действиях и публичных высказываниях. Полагаю, что не это является основной причиной конфликта. Хотя антагонистические отношения между этими двумя членами Политбюро ЦК КПСС имели место и раньше, но в том момент набирал силу гонимый партверхушкой Ельцин. Однако окончательное решение в одобрении Декларации о суверенитете было за представителями законодательной власти. Абсолютное большинство членов российского парламента при голосовании за Декларацию о суверенитете высказались откровенно «за», «против» — менее десяти депутатов. После такого поступка «старшего брата» беспокойную Украину уже нельзя было удержать. Поднял голову и полыхнул огнем нетерпения украинский национализм. Спустя месяц с таким же результатом, как в Москве, киевский Верховный совет принял Декларацию о суверенитете Украины.
Всем стало понятно, что результаты голосования в России и Украине целиком зависели от позиции депутатов из числа коммунистов. Они тогда преобладали в депутатском корпусе и своим единодушным голосованием входили в серьезные противоречия с союзными принципами существования нашего единого государства. Впервые после образования Советского Союза законодательными органами принимались правовые нормы о суверенитете республик, многие положения которых противоречили действующей Конституции страны. Более того, в России по пути принятия собственных законов о суверенитете пошли многочисленные автономные республики.
Находясь в Казани, Ельцин делал широкие жесты: «Какую самостоятельность изберет для себя Татария, ту мы и будем приветствовать». Как следствие этого, автономные образования стали претендовать на подписание наравне с союзными республиками нового Союзного договора.
В средствах массовой информации стало отмечаться, что украинская Декларация о суверенитете была принята потому, что ранее задекларировала свой суверенитет Россия. Без примера Москвы Киев не сделал бы ни одного решительного шага в этом направлении. Получалось, что своеобразными пособниками в возрождении украинского государственного суверенитета вновь оказались «москали», признававшие самостоятельность Украины в годы Гражданской войны, до создания Союза ССР. Принятие подобных законов в России и Украине возбудило дальнейший парад суверенитетов союзных республик.