В стране каменных курганов и наскальных рисунков
Шрифт:
Рассказывают, что вода в пещере ранее считалась священной и целебной, ее пили от различных болезней. Прежде чем войти в пещеру, полагалось хорошо вымыться и одеть на себя чистую и нарядную одежду. Сюда съезжалось много народа. Кололи баранов, справляли тризну. Вокруг пещеры, по казахскому обычаю отмечать священные места, все было обвешано лоскутками материи. Когда-то возле горы жил старик-прорицатель, почитавшийся у местного населения святым. Он знал разные молитвы, и верили что он, якобы, наложил запрет на водящихся в Бектауата змей, чтобы они не кусали человека. Старик построил из местного камня небольшую мечеть. Сейчас от нее не осталось
Местами видны следы землетрясений, и громадные камни, до пяти-десяти метров в диаметре, причудливых форм, скатившиеся вниз, застыли в хаотическом беспорядке, обточенные ветрами и водою.
На следующий день мы объезжаем Бектауата с севера, попадаем в узкую, но длинную полосу осинового леса с несколькими озерками, расположенными в долинке между гранитными горами. Здесь все, как на севере: и высокие травы, и густой таинственный лес с небольшими редкими полянками, покрытыми цветами. Но обидно видеть голые скелеты деревьев, высохшие и почерневшие от огня там, где по преступной халатности прогулялся пожар.
Затем дорога выводит на обширный степной простор, типичный для Центрального Казахстана с куртинками караганы и редкими лесками в ложбинках. С северо-западной стороны Бектауата обрамляет роскошный луг, обильно поросший цветущим чесноком, луком, подмаренником, пижмой, изящным нежно-голубым морковником, геранью и множеством других растений. Кое-где виднеются скромные гвоздики. Они не изменили черте, присущей роду, и такие маленькие излучают сильный и благородный аромат. Дальше от горы тянутся сине-зеленые поля полыней, мелкой эфедры и других трав пустыни.
Все зеленое раздолье, такое необычное для знойного юга, своим существованием обязано гранитной горе. Вода, излившаяся с неба, не погружается в земные недра, а, задерживаясь в многочисленных расщелинах горы, постепенно питает влагой обширное свое подножие. Тенистые лески, голубые озерки, роскошные луга, зеленеющие степи — все обязаны этой большой гранитной горе, красующейся своей острой вершиной далеко вокруг над обширной голубой и безжизненной равниной.
К северу от Бектауата, примыкая к ней, тянется гранитный массив, вычурно изрезанный и очень живописный. Подъехать к нему близко нелегко, и мы с трудом нашли узкую ложбинку. Здесь, между гор у ручейка, вижу сложенную из камней охотничью засидку. Ее бойница обращена в сторону гор, откуда, спускаясь, приходили горные бараны — архары напиться воды. Архаров здесь уже почти не стало, а засидка цела как немой упрек черствости духа и недомыслия браконьеров.
Маленький ручей струится по гранитному ложу. Встречая на своем пути небольшой порожек, переваливая через него и падая, он проточил в камне глубокую и круглую ямку диаметром около метра. Очень стар этот маленький ручеек и яму сработал, наверное, за много тысячелетий. В ручейке плавают маленькие жабята с хорошо развитыми ножками и хвостиком. Они очень осторожны, эти малыши, и завидев меня, тотчас же в панике прячутся в подводные щели. Кое-кто из них, лишившись хвостика, уже вышел из воды на сушу, но далеко от ручейка не отходит, в случае опасности сразу бросаясь в свою родную стихию. Для них суша еще враждебна.
Мелькнул в воде изящный молоденький с двумя оранжевыми пятнами на голове уж. Он очень меня напугался и спешно заскользил к воде в поисках укрытия. Кое-где в воде резвятся мушки-береговушки. Они — настоящие амфибии, садятся на воду, широко расставив в стороны ноги, плывут по течению и, лихо взлетая, вновь устремляются к ней. Чиста, тиха и прозрачна вода ручейка.
Из похода по горам возвратился мой спутник. Устал, набродился, рассказывает:
— Удивительных жандармов я видел. Всех перефотографировал!
«Жандармами», оказывается, альпинисты называют фантастические фигуры из камней, напоминающие необычных существ, человека и зверей.
— А еще, — продолжает он, — видел, наверное, снежного человека. В том-то и дело, что действительно видел. До сих пор думаю, вспоминаю и не могу понять, кто это был такой. Стоит на краю скалы ко мне спиной метрах в ста пятидесяти. Весь в коричневой шерсти, согнулся, сутулый. Повернул ко мне голову — лицо светлое. Потом тихо подвинулся к краю и исчез.
— Что же ты не подбежал к тому месту, где он сидел, не посмотрел, быть может, и сфотографировать удалось бы! — с досадой упрекнул я незадачливого фотолюбителя.
— Да, знаете, как-то немного страшно стало. (Мой спутник, он не биолог, недавно прочел о снежном человеке мою опубликованную в Алма-Ате книгу «Трагедия дикого человека». Алма-Ата: Паритет, 1992).
Кто же сейчас ему встретился? Быть может, на скале сидела большая хищная птица. Все остальное дорисовало воображение. К тому же в горах повстречалось так много «жандармов». Потом, умышленно выждав несколько дней, я неожиданно напомнил своему спутнику о необычной встрече.
— Я думаю, — сказал он, — это все же была большая обезьяна! Что касается снежного человека, то я с большим неодобрением отношусь к скептикам, вообще отвергающим возможность его существования.
К сожалению, в поисках этого ставшего мифом существа мы опоздали, так как сейчас лишь кое-где остались доживающие свой век отдельные старики. Изменения природы, внесенные человеком, сказались даже на высокогорных и труднодоступных районах.
Выкроив пару часов, брожу по гранитным горкам, любуюсь их необычной формой: то ровными чистыми большими плитами, то глубокими расщелинами, то причудливыми фигурами выветривания, ощущая себя среди них, будто в музее необычных скульптур.
Во время своего краткого похода дважды увидел на больших камнях остатки трапезы какого-то животного. Судя по всему, добычей послужила узкочерепная полевка — производительница мумие. Она была удивительно тщательно препарирована, и от нее остался только кишечник. Такую операцию мог сделать только, пожалуй, Дикий человек, использовав к тому же в качестве обеденного стола верхушку большого камня. Хищная птица или зверек вряд ли способны на это.
На величественной горе Бектауата растения ютятся между камнями в ложбинках, занесенных песком и гравием и по трещинам в каменных плитах. Иногда и в ложбинках, если слой гравия и песка тонок, растения устраиваются строго по линии, обозначая собою скрытые трещины, в которых можно укрепиться корнями. Куртинки ярко-зеленого стелющегося можжевельника и таволги украшают горы.
Сегодня жарко, солнце греет щедро и среди царства светло-розовых гранитов свет слепит глаза. На густо-синем небе с северо-западной стороны протянулись нежные перистые облака, расходящиеся в стороны пучками.