В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
Он так и стоял, и молча смотрел на своего сына, только иногда на его лице, покрытом темным загаром и многодневной щетиной, среди шрамов и рубцов, нет-нет, да и подрагивал какой-нибудь мускул, выдавая большое внутренне переживание.
Жену он не любил. Да и как можно назвать любовью их случайную встречу, когда покойный ныне Жильбер де Кастр взял ее нежную бледную руку и вложил в крепкую ладонь воина. Ему, измученному кровавой войной с крестоносцами, надломленному и морально опустошенному было невдомек, что, пожалуй, эти короткие мгновения и были чем-то, напоминавшим счастье. Мелиссинда – так звали невесту – сразу же после рождения сына снова уехала в один из отдаленных горных катарских монастырей, где вскоре умерла, оставив после себя сынишку и короткие воспоминания о ярком мгновении любви.
Пьер-Рожэ после всего этого еще больше озлобился на мир, все сильнее и глубже погружаясь в кровавую круговерть религиозной войны, словно вытравливая из себя остатки нежности, нерастраченной теплоты, ненайденной любви и невостребованной заботы. Урывками, если позволяли мирные дни или священники-катары снисходили до его настойчивых просьб, он виделся с сынишкой, который, хотя и походил на свою мать, характером и повадками с каждым днем становился все больше и больше похож на своего отца. Такой же дерзкий, упорный, Рожэ умудрялся умело и гармонично сочетать силу и ум, интуицию и знания, которые, благодаря его цепкой и обширной памяти, множились, превращая его в поистине удивительного человека. Если бы не война, война долгая, изнурительная и, как иногда могло показаться, бессмысленная, которая из религиозной как-то незаметно переросла в кошмар, состоящий из немыслимой мешанины убийств, мальчик мог бы стать великим ученым, художником, лекарем или, в конце концов, прекрасным рыцарем. Но отец видел (и это мучило его больше всего на свете), что даровитость и многогранность таланта сына чахнет, прозябает и попросту пропадает в Монсегюре.
Рожэ в свою очередь, как юный волчонок к отцу-волку, тянулся к нему, он буквально засыпал у отца на руках и в эти минуты тот ощущал себя на вершине счастья и блаженства. Крохотное живое существо, свернувшееся калачиком и пригревшееся у него на груди, так мило посапывало во сне, что он не мог позволить себе пошевелиться, упиваясь чудом отцовства, вдыхая молочную свежесть его кожи, а сладкое дыхание было во сто крат лучше, чем самые изысканные благоухания Востока…
– Отец, я так рад, что вы пришли! – Рожэ подошел к нему и обнял. – Прости меня, что сразу не смог…
– Что ты, родной. Все хорошо… – рыцарь не решался начать разговор с сыном. – Я видел, что ты был занят. Врачевание для меня – одно из семи чудес света…
– Отец, это просто наука. Превосходное знание тела, да травы – вот, пожалуй, и все, что нужно лекарю… – смутился Рожэ.
– Знай, что я всегда гордился, горжусь и буду гордиться тобой… – опустив глаза, произнес отец. – Давай-ка выйдем на воздух…
Они вышли из здания, и присели на каменной грубо сделанной скамье. Пьер-Рожэ волновался и мял в руках своих кожаные перчатки с блинными раструбами, проклепанными металлическими пластинами.
– Я… – начал, было, сын, но отец прервал его:
– Я хочу тебе сказать, что у меня на свете было всего два человека, которых я любил больше жизни. – Он грустно улыбнулся и положил руку на ладонь сына. – Твоя мать (тут решил немного приукрасить правду, чтобы было легче подойти к главному) и ты, мой родной и единственный сын… – Рыцарь обнял сына, прижимая его голову к своей груди. Он потрепал его курчавые волосы. – Знаешь, я до сих пор не решался тебе сказать…
– Я тоже, отец. – Рожэ поднял голову и посмотрел в глаза отцу. – Я так счастлив, что у меня такой прекрасный отец!..
– О чем ты говоришь… – растерялся рыцарь. – Я толком и не видел тебя. Так, урывками…
– Нет-нет, поверь… – сын крепко обнял его. – Так, как ты заботился обо мне, еще никто и никогда в мире не проявлял заботу о родном существе!
Отец смутился еще больше, опустил голову, тяжело вздохнул и произнес:
– Спасибо тебе, Рожэ. Я пришел, чтобы сказать тебе…
Тот крепко сжал руку отца и сказал:
– Я уже все знаю. Жаль, что мне не удастся умереть рядом с тобой…
Пьер-Рожэ с трудом сдерживал слезы. Он удивился, ведь ему казалось, что его очерствевшая, огрубевшая и окаменевшая душа уже никогда не будет способна, вот так, искренне, взять, да и пролить капли, орошая его веки и лицо. Ему стало тепло и приятно от сознания этого – его душа, на которую он давно наплевал и забыл, еще была, она была мягкая и нежная, способная на слезы умиления и гордости, способная на смущение и стыд, радость и горе.
«Значит, выходит, что моя душа еще не погибла, раз могу плакать» – подумал он про себя и произнес:
– Для меня это было бы самым тяжким испытанием в жизни, сын. Одному мне во сто крат легче принять смерть, пусть и самую лютую и жестокую, лишь бы я знал, что ты жив и здоров, что сможешь продолжить наш славный род Мирпуа… – он увидел, как сын открыл рот, чтобы что-то возразить, приложил свой палец к его губам и продолжил. – Там, в захваченном барбакане находится мой самый любимый враг, дед которого растоптал мою и твою жизни, чей предок лишил нас всего и загнал, словно заразных крыс в этот Богом забытый угол в заснеженных горах!
– Отец, бросьте все! Ваша жизнь слишком дорога для меня…
Он улыбнулся на слова сына, погладил Рожэ по голове и сказал:
– Рад бы, да грехи и долги слишком крепко приковали меня к Монсегюру. А лишить себя удовольствия убить, если Господь позволит, хотя бы потомка того ублюдка-крестоносца я не могу себе позволить. Слишком уж непозволительная для моих лет и теперешнего состояния роскошь…
Рожэ молча уставился вперед себя немигающим взглядом, помолчал так несколько минут, после чего повернулся к отцу и сказал:
– Для меня всегда будет огромной честью и гордостью помнить и знать, что вы мой отец, а я ваш сын.
Отец молча обнял сына. Они просидели так, не говоря ни единого слова, около получаса.
– Можно задать тебе один вопрос? – Пьер-Рожэ посмотрел в глаза сыну. – Последний вопрос… – Тот молча кивнул и пожал плечами. Рыцарь вдохнул свежий горный воздух, посмотрел на небо, развернувшее над их головами свое бездонное голубое покрывало с редкими белоснежными тучками, посмотрел на сына и сказал. – Там Грааль?..
Рожэ побледнел, скулы на его лице напряглись, а глаза разом сделались серыми от напряжения. Он натянуто улыбнулся и ответил:
– Пусть это станет еще одной легендой, батюшка. Тебе нет нужды сеять зерна сомнений в своем чистом сердце воина. Сосредоточься на главном. Что есть в твоей жизни.
Он поцеловал руку отца, встал и пошел к главной башне замка. Пьер-Рожэ поднял голову и с грустью в глазах посмотрел ему вслед. Его сын уходил от него, уходил навсегда, унося с собой его фамилию, кровь и великую тайну катаров. Рыцарь поднял глаза, присмотрелся и увидел в башенном окне сутулую фигуру Бертрана де Марти, спокойно наблюдавшего за ними.