В тени пророчества
Шрифт:
Сильно попахивает. Просто несет…
— «Двадцать четвертая» — «центральному». Объект прямо по курсу, в двухстах метрах. Разговаривает по телефону. — Доложила она на базу в гарнитуру, соединенную с телефонной трубкой. Только обычной трубка была лишь на первый взгляд. Под видом «Моторолы» скрывалась мощнейшая мобильная телефонная станция со встроенной рацией, берущая в любой зоне, в метро и подземельях, в безлюдной пустыне, горах и на Южном полюсе, независимо от местоположения спутников связи. Помесь мирских и колдовских технологий с массой различных полезных функций. Одна из них — маячок. По нему сейчас едет на перехват группа немедленного реагирования.
Да,
Или еще хуже, приедут, заберут его, а ребята из ордена будут далеко, в вечных московских пробках. Уйдет блондинчик, как есть уйдет! Одна она справиться с десятком боевиков не сможет, всему есть предел. Но тогда получится, тот бродяга, лежащий в переходе на Чкаловской, погиб зря?
Решение созрело мгновенно, на интуиции, и Настя подалась вперед. Блондинчик убрал трубу и вскользь глянул на нее. Опять показалось? А что, чем не версия? Темные заманивают патруль ордена на живца, на убийство человека, натравливают мирской спецназ для выигрыша во времени, который используют, чтоб оного человека высушить. Озверевший от наглости — убийства под самым носом — патруль, сломя голову, кидается следом, а его заманивают в переулок, где мочат, наваливаясь всем скопом. Несложная ловушка. Жаль, жаль господа темные, не та жертва к вам в капкан идет! Что это ты, вампирчик, как будто спиной меня чувствуешь? Сообщил своим? Да иду я, иду, родной!
Блондин, как будто услышав ее мысли, обернулся.
Да, он знал, что охотница идет следом. Их взгляды, больше похожие на лезвия кинжалов, встретились. Лицо темного перекосила гримаса ненависти. Он отвернулся и побежал.
Их разделяла дорога. Настя расстегнула куртку и бросилась перед сигналящим автомобилем, догоняя подопечного, докладывая на ходу о своих действиях. Тот еще раз бегло обернулся и припустил во весь дух.
Они бежали довольно долго, петляя по дворам, проулкам, переулкам и проездам, которых здесь было великое множество. Вампир, очевидно, хорошо разбирался в местном ландшафте, так как Настя два раза теряла его из виду. Но она шла по следу крови, смерти, поэтому потерять его не могла. И, тем не менее, расстояние между ними увеличивалось.
— «Двадцать четвертая», где находишься? Машины не знают, как ехать! Так петляешь, что у меня навигатор с ума сходит, «караул» кричит!
— А, бес его знает! Дома вокруг, старые грязные и вонючие. Дворы да подворотни. Продолжаю преследование…
Дыхание стало сбиваться, а перед боем это плохо. Ну, ничего, попадись ты мне, родимый…
Двор. Подворотня. Арка. Еще двор. Выход. Направо. Прямо. Налево, под арку. Опять двор. Проходной. Прямо, опять в подворотню. Сетка. Прыжок, подтянуться… Сетка позади. Налево. Выход. Дорога…
Дома, дворы и арки только и успевали мелькать. Да, он не пытался оторваться, водя ее по кругу. Значит, куда-то ведет…
Снова арка. Внутрь. Двор. Грязный, вонючий. Запах помоев бьет в нос, как будто стоишь рядом с выгребной ямой. Вот он, блондинчик, легок на помине!
Вампир стоял напротив нее, через двор, возле противоположной арки, и улыбался. Такой весь из себя, с иголочки. Дорогой плащ, белый развевающийся шарф, взгляд довольный и самоуверенный, надменный. Хозяин жизни! И ни капельки страха.
Шестое чувство крикнуло: «Беги, дура!», но внутреннее «я» оборвало: «Пусть только попробуют!» Да, она не простой охотник. Она та жертва, которая им не по зубам! Теперь выманить их на себя и дождаться своих. Эта тварь не сбежит, она не даст.
Двор огласил скрежет шин и скрип тормозов. С обеих сторон, из обеих арок выехали несколько больших антрацитово-черных глянцевых Мерседеса с тяжелой посадкой. Бронированных. Две. Три. Четыре. По две из каждой арки. Машины оттеснили ее на середину двора и остановились. Настя почувствовала, что рация замолчала. Глушат, сволочи! Тёмные, только они это могут! Совсем распоясались!
А еще Настя почувствовала, что запахло войной. Крупномасштабной. Если они уже втихую ловят патрули, значит, скоро начнутся открытые боевые действия.
Да, давно, очень давно темные колдуны, маги, как модно говорить сейчас, не объединялись и не угрожали открыто ордену. Конечно, недовольные были всегда, да и как им не взяться? Человек вдруг осознает, что обладает колдовскими способностями, недоступными другим. А такие способности — это сила, власть над окружающим миром мирян. Кто в здравом уме откажется от такого? А тут появляются представительные дяди и тети, накладывающие на инициировавшихся ряд ограничений и запретов. Да таких, что получается, будто и нет почти этих самых способностей! За малейшее нарушение — кара, вплоть до физического уничтожения!
В Европе колдунов и ведьм всегда жгли прилюдно, на кострах (а заодно и не только колдунов, но то уже другая история. Настоящих колдунов и ведьм сжигали тоже, вопреки расхожему мнению, будто все сожженные на аутодафе — невинные овечки). У нас же на показ ничего не выставляли, по-тихому отрубали нарушителям бошки, обвинив в какой-нибудь ерунде. Или организовывали несчастные случаи. Или еще какую гадость придумывали, на Руси с фантазией органов тайной власти всегда был полный порядок. Потому и вышла Россия из мрачного средневековья белой и пушистой, почти не запятнавшей себя религиозными преступлениями. Но на деле, в нашей глуши порой творились вещи, о которых маленькая, находящаяся на виду перед самой собой, как на ладони, католическая Европа не могла даже мечтать. Но это тоже совсем другая история…
Да, умом Настя понимала, что это необходимо. Если о колдовстве, об их мире, станет широко известно, вокруг начнется ТАКОЕ!!! Тотальная война против всех, без разбора, кто обладает хоть какими-то паранормальными способностями! Новые костры, забивания камнями, фанатичные культы, ведомые безумными священниками и новоявленными «мессиями»! Лучше и не думать об этом. Гораздо проще держать одаренные личности в узде, чем позволить им рассказать о колдовстве мирянам, раскрыть то, что веками оберегается, как самая большая и страшная тайна. Жестокость, тотальный контроль — та цена, которую необходимо платить людям с даром, чтобы элементарно выжить.